И тут в зал ворвался Дункан.
– Уилли жив? – выдохнул он – И как, черт побери, он сумел улизнуть от Лерайи?! Я велю ее выпороть!
– Успокойтесь, милорд, – посоветовала Эллен. – Он ваш сын и поэтому большой озорник. Конечно, могло бы кончиться хуже, но, слава Пресвятой Деве, ничего дурного с ним не случилось. Боюсь только, что этот случай его ничему не научит.
Лэрд вскочил на возвышение и взглянул на сына.
– Па! – улыбнулся Уилли, потянувшись к отцу. – Па!
Лэрд взял сына у матери.
– Если подержишь его, – тихо сказала Эллен, – я, возможно, сумею наложить мазь. Порез неглубокий, и накладывать швы нет нужды.
– Я подержу его. Делай все, что считаешь нужным.
Синие глаза встретились с серовато-голубыми.
– Прости, – внезапно прошептал он. – Я виноват. Пожалуйста, прости и забудь. Мне правда очень жаль.
– Знаю, – кивнула она, и на сердце вдруг стало легче – Больше мы не будем говорить об этом.
Она выстригла волосы вокруг раны и принялась накладывать мазь из теплой ячменной муки и сушеных фиг, поднесенную Гунной. Положила сверху маленький лоскуток и перевязала.
В зале появилась Макара, уже узнавшая от Лерайи, что произошло.
– Дайте его мне, милорд, – попросила она. – Он уже достаточно большой, чтобы обойтись без молока, но думаю, что сейчас оно его успокоит.
Взяв Уилли, она приложила его к своей полной груди, и тот стал сосать, что-то довольно бормоча.
Служанка вымыла высокий стол, на котором лежал Уилли. Гунна собрала в корзинку зелья и травы и ушла. Слуга унес тазик с водой и окровавленные тряпки, которыми Эллен очищала рану. Лэрд взял жену за руку и вывел из дома, где велел одному из своих людей убрать все оставшиеся во дворе камни. При виде окровавленного булыжника он слегка покачал головой.
– Я хочу, чтобы входная дверь постоянно охранялась, пока не придет время запирать ее на ночь, – потребовала Эллен. – Повезло еще, что он всего лишь расшиб головенку. А ведь мог бы побежать на мостик, упасть в ров и утонуть! И никто бы не увидел его и не услышал! Правда, мостик невелик, да и ров не слишком глубок, но все же!
– Я поговорю с Артэром и велю поставить у двери стражника, – согласился лэрд.
– Спасибо, – пробормотала Эллен и расплакалась, икая и всхлипывая, как ребенок.
Дункан притянул ее к себе и обнял.
– Мы могли потерять его, – рыдала она.
– Но не потеряли же! – утешал он.
– А ты больно ранил меня!
– Разве не ты только что пообещала больше не говорить об этом? – нежно поддразнил он.
– Но почему ты вдруг усомнился во мне? – не успокаивалась Эллен.
Дункан тяжело вздохнул:
– Не то чтобы усомнился… просто я глупец. Ревность затмила мой здравый смысл. Когда Йен Джонстон, злобно сверкая глазами, произнес эти ужасные слова, что-то завладело мной. Грызло день и ночь. Перед глазами стояли жуткие картины. Меня словно околдовали.