— Барин твой с ума сошел, — сказал полковой адъютант, — покуда придет в себя, дай мне чаю.
— Да! чаю! — сказал Яликов.
— Насилу надумался!
Яликов был вне себя. В первый раз воображение его вырвалось из-под спуда привычных служебных понятий и начало строить ему мир вне службы; но так как матерьялов для этой постройки в голове Федора Петровича было очень недостаточно, то на первый случай матерьялы были заняты из сказочного мира. Федору Петровичу мерещилось, что он ведет Доню в свои волшебные палаты.
— А, Доня, каково?
И Доня дивится, говорит: «Ой, то квартырочка! який на пане червонный жупан!»
— Що, Доню, хочешь грошей? хочешь медвины? хочешь музыку слухать!.. Гей! — вскричал Яликов во все горло.
— Что ты кричишь во все горло? — прерывал мечты его полковой адъютант; а денщик вбегал и спрашивал: «Чяво прикажете?»
— Вели-ко… тово, — говорил Яликов, очнувшись от бреда.
— Чяво? — повторял денщик.
— Чяво! вылей ему ведро на голову! Ну, брат, ты спятил, Яликов.
— Да я все думаю, Василий Петрович, каким образом подавать в отставку? Я никогда не подавал, не знаю, как это делается.
— Верхового коня подаришь? так я тебя выпровожу, сперва и отпуск на двадцать восемь дней с отсрочкой, а потом в отставку.
— Подарю, ей-богу подарю!
— Ну, ладно.
Полковой адъютант устроил все как следует, и чрез несколько дней Федор Петрович Яликов отправился в путь.
Сам бы он не умел принять и наследства; но нашлись добрые люди, которые ему помогли в этом. За исключением разных расходов, Федору Петровичу очистилось более двухсот тысяч наличных да именьице душ в триста. Деньги лежали и Опекунском совете; и вот он отправляется благополучно в Москву.
Въезжая в Москву, Федор Петрович невольно смутился; что-то страшно стало; ему казалось, что он приехал в какой-то иноземный город, в тридесятое царство; а денщик его, Иван, дивясь на огромные домы, поминутно вскрикивал:
— Э! Федор Петрович, извольте-ко посмотреть, какие казармы! Э! еще больше! Э! коляска-то, словно полковничья!..
Ил роду-то, народу-то! А что, брат почтарь, ярмонка, что ли, тесь? а? Эвона! наш брат, солдатик!.. А что, брат служивый, здесь полковая квартира, что ль?
— А где ж барин остановится-то? — спросил ямщик Ивана.
— Разумеется, на постоялом дворе; где ж барину останавливаться-то, как не на постоялом дворе.
— Вестимо, у нас славный постоялый двор.
Прокатив через всю Москву, ямщик и привез Федора Петровича на постоялый двор, на другом краю Москвы.
Федор Петрович молчал от недоумения, куда он заехал; а Иван дивился вслух:
— Вот уж штаб-квартира, так штаб-квартира! Ехали, ехали! Да скажи ж, брат, кто ж это живет в больших казармах-то! Неужто все штабные?