— И не встретили затруднений? Кажется, большие суммы на некоторое время приостановлено выдавать.
— Точно так-с. Выдали покуда двадцать пять тысяч: вдруг, сказали, нельзя такой большой суммы выдавать.
— Вы намерены продолжать службу или останетесь жить в Москве?
— Ожидаю отставки-с.
— Да, здесь можно домком завестись, — сказал улыбаясь Петр Григорьевич.
— Так точно-с, думаю и дом купить-с.
— А вот, нравится ли вам этот дом?
— Очень-с, прекрасный дом.
— Да, дом не дурен, барский дом, я бы его продал.
— Ей-богу-с?
— Полно, Петр Григорьевич, что это ты шутишь; зачем нам продавать дом?
— Ах, матушка, затем, чтоб другой купить. Я бы его дешево отдал.
— А как-с, позвольте узнать?
— Да за пятьдесят тысяч, со всею мебелью.
— Что ж, если позволите, я куплю.
— Очень рад, что нашел такого скорого покупщика; остается вам осмотреть его.
Софья Васильевна просто пришла в отчаяние и готова была вцепиться в мужа. В ней кипело какое-то чувство ревности, как у купца, у которого отбивают покупщика: она пригласила человека, чтоб сбыть ему которую-нибудь из дочерей, а Петр Григорьевич воспользовался случаем и сбывает ему втридорога дом.
Извольте, господа, решать тяжбу между Софьей Васильевной и Петром Григорьевичем. Вопрос: имеет ли право так поступать Петр Григорьевич с Федором Петровичем? Но прежде надо определить, под каким именем вызвать Петра Григорьевича к суду: как хозяина дома или как отца дочери, которая могла выйти замуж за Федора Петровича. Вызовем как того, так и другого.
— Извольте, Софья Васильевна, отвечать: для какой целят вы пригласили в дом Федора Петровича?
— Как человека, который мог составить партию моей дочери, как жениха.
— Хорошо-с; теперь вы, Петр Григорьевич, отвечайте: с какой же стати, вместо жениха, вы приняли его за купца?
— А с такой стати, что он приехал в дом под видом купца, а не жениха, торговать коляску и лошадей. Кстати началась речь о покупке дома, я и предложил ему купить мой дом. Он с радостью согласился; а жена только что в волоса мне не вцепилась и расстроила дело.
— Слышите, Софья Васильевна? Какое ж право имели выйти из себя и расстроить дело?
— Слышите! человек обирает будущего своего зятя, а я молчи! Отец будет пить кровь своих детей, а мать — молчи!
— Что вы скажете на это, Петр Григорьевич?
— А то, что он мне не зять.
— Но он мог быть зятем, а ты расстроил дело; у тебя в голове были только свои собственные выгоды, а не счастие дочери!
— Как хозяин дома, я и должен был заботиться прежде об общем благе, а не о счастии одной дочери.
— Прежде всего надо быть отцом, а потом хозяином дома!