Вошедший Иоганн прервал нравственные размышления Дмитрицкого докладом, что к нему приехали какие-то господа и желают непременно его видеть.
— Так мы едем сегодня в клуб? — оказал Дмитрицкий, — я распоряжусь, чтоб тебя записали.
— Пожалуй; но что я буду делать в клубе?
— Сегодня заказной обед на славу.
— Это для меня плохой соблазн.
— Не все ли равно скучать здесь или там? По крайней мере посмотришь на чудаков, которые откармливают себя для того только, чтоб их со вкусом съели черви. До свидания, mon cher.
Когда Дмитрицкий вышел, Рамирский занялся чтением французской сказки про блуждающего жида[283] и читал до тех пор, покуда индейский принц Джальма и мадам де Кордевиль заснули вечным сном, а сам он задремал.
В это время собирался в клуб к обеду на славу Чаров. Приказав запрягать коляску, он, однако же, ходил молча по комнате в беспокойной нерешительности и посматривал на известную нам особу, которая раскинулась в креслах и, приложив руку к голове, также сидела молча и задумчиво.
— У тебя, верно, опять болит голова, Ernestine? Я съезжу посоветуюсь с доктором.
— Я вижу, что вам хочется куда-нибудь ехать; не сидится дома.
— Мне нужно сделать несколько визитов… Если я запоздаю, пожалуйста, не ожидай меня к обеду.
— Отчего же? я могу ждать, вы можете возвратиться в полночь.
— Вот прекрасно, в полночь; я возвращусь непременно часов в шесть.
— Это все равно для меня: я могу и не обедать.
— Фу, черт! Несносная баба! — проговорил про себя Чаров.
— Да для чего же не обедать, ma ch?re?
— Оттого что я не из куска хлеба у вас живу… Да сделайте одолжение, поезжайте; что вы обо мне заботитесь?
— Да нельзя же… Я не понимаю, за что тут быть в претензии.
— Какая претензия? Я вас не удерживаю.
— Нельзя же мне все дома сидеть… Я имею свои отношения, — проговорил Чаров с досадой.
— Я знаю, что во всех отношениях жена последняя. Но я еще не жена ваша, да и не наложница; вы это должны хорошо знать!
— Эй! — крикнул Чаров, — распречь! я не поеду.
Закурив сигару, он сел на диван, и тишина воцарилась.
— Я не знаю, — сказала Саломея смягченным голосом после долгого молчания, — для чего себя принуждать? Для чего вы не едете, когда вам хочется ехать? Если я высказываю чувства свои, кажется, не за что сердиться?… Я могу перенести скуку быть одной… Поезжайте… я займусь музыкой…
С Чарова как будто спали оковы. Помявшись еще немного на месте, он как будто нехотя встал, велел подавать лошадей.
— Если б не нужно было, право бы ни за что не поехал, — сказал он, сев подле Саломеи и поцеловав ее в плечо.
— Пошлите, пожалуйста, за мосье Жоржем, я буду с ним играть в четыре руки.