Уже одетая и накрашенная, Елена Евгеньевна вошла в спальню, чтобы задернуть шторы, но замерла, не доведя желтую ткань до середины.
Что-то почудилось ей в виденой-перевиденой картине за окном. Будто не знакомый пейзаж напротив, а сосновый лес. Темнота, ночь и цветные огни в ночном небе.
Послышалась грустная-грустная песня, только слов не разобрать,…вода, вода, вода… Сердце сжало жутким одиночеством, которого не было и быть у Елены Евгеньевны не могло.
За снегами, за зимами — луга, луга, луга…Над ночной тишиной месяц лег золотой. Месяц…
В квартире сделалось вдруг так угрюмо, и пусто, и чуждо. Только тени здесь были родными. Какие тени? Чьи? Этого Елена Евгеньевна не могла себе объяснить. Кто-то, кажется, звал ее, а может быть, это только посвист печального ветра в сухих стеблях синей травы? Почему — синей?
Елена Евгеньевна-первая струсила, но на помощь ей пришла Елена Евгеньевна-вторая.
Она решительно задернула штору, подвела раскисшую Елену-первую к креслу и усадила. Сунула в губы сигарету, зажгла, затянулась. Объединившиеся Елены Евгеньевны перешли в гостиную, открыли бар и налили себе хорошую дозу коньяку.
В голове от коньяка сразу зазвенело, и это совпало с сигналом телефона.
— С добрым утром, Елена Евгеньевна, это Андрей Львович.
«Вот номер, — подумала успокоенная сигаретой и коньяком Елена. — Кой дьявол им нужен от меня так скоро? Допустим, Бусыгин в командировке две недели, но хоть неделю-то могли дать мне погулять?»
Андрей Львович был куратором и научным руководителем Елены Евгеньевны из второй ее, тайной, жизни. Полными именами они называли друг друга исключительно издеваясь.
— Андрюша, хрена ли тебе нужно, я в кои веки мужика отправила. Отвянь, а? Хоть на недельку.
— Во-первых, отправила не ты.
— Ну, его институт, или фирма, или предприятие, или где он там, черт бы его ел с его лысиной и рогами.
— Во-вторых, отправили его мы.
— Зачем?
— Старуха, ты нужна. Идет третья серия по «Антаресу», если ты еще не забыла.
— Ты ополоумел? Такое — по телефону.
— Не-а. У тебя зубы не болят часом?
— При чем тут…
— А притом, что у нас тут один умелец выдумал штуку, от которой весь твой дом сейчас трясется мелкой противной дрожью, а ты того и не замечаешь. И никто не замечает, кроме нехороших людей, которые любят подслушивать чужие тайны. У них — зубы болят.
— Ну-ну, — недоверчиво протянула Елена Евгеньевна. Вторая ее жизнь пока длилась лишь несколько лет, но кое-какие правила в ней она усвоила раз и навсегда.