Улыбка ее стала теплее, глаза засияли долго сдерживаемыми слезами.
– Я так счастлива это слышать, Руиз Ав. Хотя, может быть, я унижаю себя, когда так говорю. Нет… Это неправильно. Я принцесса, но я уверена, что в своем краю ты тоже принц.
Он похлопал ее по руке.
– Я вырос рабом.
Глаза ее расширились.
– Тогда принцы в твоем краю воистину должны быть велики и могущественны.
Он рассмеялся.
– Я знаю нескольких особенно могущественных. В пангалактических мирах люди любого ранга, даже рабы, могут сделаться царями и королевами, если они так захотят, и если они смогут перегнать, перебороть и перехитрить всех прочих желающих быть правителями. А претендентов много, очень много.
– Твои сильные мира сего не очень отличаются от наших.
Казалось, она немного тоскует по родине и чуть разочарована, что вселенная не оказалась более справедливым и счастливым местом. Она выпрямилась, прижав к груди охапку хвороста, которую она собрала.
– Ладно, пусть так. Ты мне сказал, что сейчас занимаешься той работой, которую привык делать. Что же это за работа?
Руиз пожал плечами.
– Она весьма проста: задача ее – остаться в живых. Я надеюсь преуспеть еще несколько дней, чего вполне достаточно, чтобы нам убраться с Суука.
Она с любопытством на него посмотрела, наклонив набок хорошенькую головку, словно оценивала его.
– Моя уверенность в твоем умении и будущем растет день ото дня. Мы с тобой сегодня разделим палатку?
– Если хочешь, – он почувствовал приятное незнакомое доселе тепло.
– Да, именно этого я и хочу, – сказала она и шутливо толкнула его округлым бедром.
Позже, когда маленький костерок бросал оранжевые отблески на нависающий козырек крыши пещеры, пятеро поели в полном молчании. Глядя на широкое лицо Дольмаэро, Руиз увидел, что Старшина Гильдии придумал новые вопросы.
– Что? – спросил Руиз.
– Ты не обидишься? – Дольмаэро поднял на Руиза настороженные глаза.
– Нет, говори свободно.
Иногда Руиза очень печалило, что он наводил ужас на всех, с кем сталкивался. Разумеется, Дольмаэро видел, как Руиз совершал на его глазах насилие и убийства – поэтому он вряд ли мог упрекнуть Дольмаэро в излишней осторожности с ним.
Дольмаэро вздохнул и потупился.
– Значит, я могу довериться твоей сдержанности.
Старшина Гильдии долго смотрел в огонь.
– Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне правду о себе и о Фараоне. Кто ты на самом деле? И кто такие мы? И какое тебе дело было до нас?
Руиз не был готов к таким прямым вопросам. Его первым порывом, который родился из-за целой жизни, проведенной в камуфляже и неправде, было сказать максимально убедительную ложь – он говорил себе, что все еще должен лгать, чтобы защитить свои тайны или рисковать тем, что спровоцирует свою смертную сеть. Усилия Накера, незаконного уловителя умов, и то, как сеть почти стянулась после его неудачного бегства из рабских казарм Кореаны, несколько ослабили крепления сети… но если Кореана снова поймает его после всего, что было, и он окажется беспомощным в ее руках, сеть непременно сработает, и он умрет. Если бы генчи взяли его и стали пытаться что-нибудь сделать с его мозгом, он тоже непременно бы умер. Если какой-либо иной враг Лиги возьмет его в плен и он окажется беспомощным, он умрет, потому что сработает сеть.