Вот что он прочел во взгляде Сильвена: особый мозг, отличающийся от мозга других детей. Мозг брошенного мальчишки, выросшего в джунглях человеческой мерзости. Основой служили родители, чью повседневную жизнь составляли наркотики и алкоголь, чья привязанность выражалась тумаками и окриками. Да, вполне определенная география. С обширными участками, отведенными недоверию, страху, агрессии, интуиции…
— А каким был Гетц?
— Жалкий тип. Одинокий, старый. Вечно носился со своими нотами.
— По-твоему, кто его убил?
— Старый педрила, такой же, как он.
— Откуда ты знаешь, что он был гомиком?
— У меня на такие дела нюх.
— А к тебе он никогда не приставал?
Новая затяжка. Долгая. Неторопливая. Отлично сыгранная роль невозмутимого крутого парня.
— Это у тебя только одно на уме. А Гетц не был извращенцем.
Инстинктивно Волокин понял, что ни дружескими разговорами, ни копанием в психологии он ничего не добьется. И решил говорить с ним на том языке, который в этом возрасте нравился ему самому.
— О'кей, приятель, — сказал он. — Ты знаешь, что мне нужно. Так что давай играть в открытую. Пятьдесят евро, если у тебя есть что мне сказать. А если вздумаешь морочить мне голову, схлопочешь по роже.
Сильвен Франсуа улыбнулся. Справа у него недоставало одного зуба. В этой черной дыре на мальчишеском лице было что-то устрашающее. Слуховое окошко, за которым открывался примитивный мозг.
— Травки у тебя не найдется?
Волокин выложил на стол десятисантиметровую палочку гашиша, завернутую в фольгу. Под голой лампой она сверкала, словно загадочный слиток.
— Из личных запасов. Гони информацию, чмо. И кури за мое здоровье.
Сильвен Франсуа раздавил под столом сигарету:
— Мы с Гетцем неплохо ладили. Он трындел, что у меня способности к пению. Даже говорил со мной по душам. Однажды мы с ним были в ризнице. Он запер дверь на два оборота. Я и подумал: одно из двух. Или я дам ему в морду, или он засадит мне в задницу. Но он просто хотел языком почесать.
— И что он тебе наговорил?
— Нес всякую дребедень. Что голос у меня супер-пупер, что я далеко пойду…
— И все?
— Дай еще сигаретку.
Воло снова протянул ему сигареты и дал прикурить. Надеясь, что дурачок не водит его за нос.
— Он быстро просек, что мне это все по барабану, и стал меня пугать. Всякими дурацкими наказаниями. Самое страшное, чем он мне угрожал, это что меня попрут из хора. Я чуть живот не надорвал от смеха.
— Ну и?…
— Тогда он сменил пластинку. Сказал, что если так пойдет и дальше, за меня возьмется Людоед.
— Людоед?
— Ага. Он несколько раз это повторил. Вообще-то он говорил по-испански: «Еl Ogro».