Касдан уже снова взялся за трубку, когда Волокин вышел из церкви. В спортивной куртке и с ягдташем через плечо он походил на активиста движения за переустройство мира — такие ошиваются возле церквей с сумками, набитыми листовками, и вербуют себе сторонников.
Сумасброд спустился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Когда он устроился на пассажирском сиденье, Касдан взорвался:
— Ты что, вообще мобильный не слушаешь?
— Извини, папочка. Важное совещание. Я только сейчас проверил сообщения.
— Есть новости?
— Ага, только не те, каких я ждал.
— В смысле?
— Сильвен Франсуа не убийца. К тому же он носит сороковой или сорок второй размер.
— Тогда в чем дело?
Волокин изложил суть дела. Страх Гетца. Еl Ogro. Разговоры о чудовище, которое похищает детей из-за их голосов.
Касдан не увидел в этих сведениях ничего стоящего:
— Чушь собачья.
Волокин извлек свой походный набор для косяков. Касдан проворчал:
— Ты не мог бы сделать передышку?
— Мне это полезно. Езжайте. Здесь повсюду легавые.
Касдан тронулся с места. За рулем он успокаивался, а ему это было необходимо.
— А что у вас? — спросил Волокин, склонившись над папиросной бумагой.
— Я нарвался на двух единственных в мире священников-криминологов.
— И что нам это дает?
— Дурацкие, но заразные теории.
— Например?
Касдан не ответил. Он поехал вверх по улице Шатоден до станции метро «Каде», затем свернул направо, на улицу Сольнье. У него была цель. Несколько сотен метров он ехал по улице Прованс против движения, словно у него был спецсигнал и настоящее удостоверение полицейского. Добравшись наконец до улицы Фобур-Монмартр, густо запруженной прохожими, остановился перед «Фоли-Бержер».
— Почему здесь? — спросил Воло, доводя до совершенства и без того уже безупречный косяк.
— Из-за толпы. Лучшего прикрытия не придумаешь.
Русский согласился, закуривая самокрутку. Клубы ароматного дыма заполнили салон. На самом деле для Касдана это было особенное место. В конце шестидесятых он влюбился в танцовщицу из «Фоли-Бержер». Эти воспоминания со временем не померкли. Как он в полицейской форме ждал ее в патрульной колымаге. Как она после выступления, все еще с блестками на груди, садилась к нему в машину. И ее вечные отговорки. Она была замужем. И не любила ни легавых, ни парней на мели…
Касдан молча улыбался. Воспоминания убаюкали его. Он уже в том возрасте, когда любой парижский квартал связан для него с памятным событием.
— Обхохочешься, — ухмыльнулся Воло. — Курю я, а вставляет вас.
Армянин очнулся от воспоминаний. В машине висела плотная дымовая завеса. Ни зги не видно.