— Не сомневаюсь, — она приподняла тонкую бровь, придала лицу заинтересованное выражение. — Это в вас братская любовь говорит?
У нее и улыбка такая же деревянная, заученная, подумал я обозленно. Или аристократизм так выпирает? Люблю, когда люди искренни во всем. В улыбке, в движениях, словах. А эта даже наедине с собой останется холодной сукой.
— Ага, именно братская… — согласился я. — Понимаю, это порок и слабость — испытывать родственные чувства, но ничего с собой поделать не могу.
Катрин вытащила из-за пояса веер, стала грациозно махать им. А ведь не вспотела ничуточки. В зале жарко, с меня пот течет, как со свиньи, рубашка прилипла к спине, а она свежая и чистенькая, будто ее прохладным ветерком овевает.
— Для вас это не порок и не слабость, — сказала она. — Вы простой человек.
— А вы, значит, не простая? — восхитился я.
— Я графиня, — сказала она без гордости, просто констатируя факт. — А это кое к чему обязывает.
— Несомненно, — согласился я, — но не стоит жертвовать чувствами ради обязательств. Чувства — вещь хлипкая, расклеятся.
Она промолчала, окинула равнодушным взглядом зал. Ни фига она не умеет чувствовать, подумал я. Ей мои слова как богачу медяк.
— Как вам наша жизнь, графиня, наши люди? — по-интересовался я.
— Занятно, — пожала плечами она. — Здесь совсем другие нравы, более…
Она помахала ручкой в воздухе, не в силах найти нужное слово. Пальчики тонкие, аккуратные, ноготки покрашены зеленоватым лаком.
— Свободные, — подсказал я.
— Да, свободные, — согласилась она. — Но это не совсем хорошо. Вам не хватает жесткой власти, твердой руки.
Она брезгливо указала пальчиком, я пригляделся — среди толпы мелькает красная рожа мэра. Уже наклюкался, бродит в компании двух девиц, щиплет их за задницы, они вскрикивают, заливисто хохочут. Мэр выкрикивает что-то похабное пьяным голосом, по-дурацки гогочет, хлещет вино из кубка, алые капли летят во все стороны.
— Империя Скифр с удовольствием предоставила бы эту твердую руку, — кивнул я.
— Вы имеете что-то против? — поинтересовалась Катрин.
— Конечно, — заявил я. — Не хочу видеть свою родину порабощенной.
— Ну зачем так говорить? — поморщилась Катрин. — Не порабощенной. Просто под твердой властью императора. Разве хорошо, когда вот так…
Она вновь указала на мэра: тот уже у одного из столов, жрет черную икру большими ложками, сыто рыгает, отпускает сальные шуточки. Вокруг угодливо хихикают, девицы что-то выпрашивают, канючат.
— Аргумент неоспоримый, — произнес я медленно. Катрин тут же победно улыбнулась. — Мог бы быть… По насколько я знаю из истории, в Свободных Землях уже была жесткая власть. И моя б воля, то я вернул бы ее, а не придумывал бы себе новых покровителей.