Чуть погодя она протянула ему томик в сафьяновом переплете с богатым золотым тиснением на обложке. Пьер взял книжку с величайшей осторожностью, раскрыл ее и с восхищением прочел надпись на титульном листе.
С черной гравюры, ниже имени автора – «У. Д. Феллоуз, эсквайр» – проступал профиль Наполеона I. На следующей странице расположились цветные миниатюры с изображениями барона де Барри, барона и баронессы Ангулемских, а также графа д’Артуа и самого Людовика XVIII.
Предисловие было дано письмами на английском языке, первое датировано 15 мая 1815 года. Листая страницы, Пьер заметил, как, впрочем, и предполагал, что жизнь во французской столице времен союзнической оккупации автор описывал очень простым, легким для понимания языком. Он порадовался удовольствию, которое доставит ему чтение, и тут же удивился этой пустой мысли.
– То, что вы искали? – спросила мадам Жиродэ.
– Верно, – ответил он. – И сохранилась она прекрасно.
– Я полистала ее. Мне показалось, она полна забавных наблюдений. Думаю, с вашей-то коллекцией книг вы сами смогли бы написать прелюбопытнейшую картину Парижа. Да к тому же глазами иностранцев! Уж они то, я уверена, не пропускали ничего пикантного.
– Да-да, это так, – подтвердил Пьер. – Если бы я умел писать…
Мадам Жиродэ повернулась к племяннице:
– Мсье Предай – настоящая ходячая энциклопедия. Он так много знает о нашем квартале, как никто другой. Это он, к примеру, поведал мне, что Тальма снимал комнату в старом отеле де ля Рошфуко, что на улице Искусств!
– Что вы говорите? – воскликнула мадам Редан.
– Здесь и Давид жил, – подхватил Пьер, – и Себастьен Мерсье. Чуть дальше, в доме 26, находилось старое кабаре «Маленький мавр». Вот туда-то в 1661 году и принесли поэта Сент-Амана, которого на Новом мосту отдубасили люди принца, высмеянного в его песнях. От полученных побоев он скончался. А еще раньше двор этого дома служил неприметным местом для дуэлей.
– Не правда ли, что где-то рядом жил и Расин? – спросила мадам Редан.
– Да, только не на рю де ля Сен, а на Висконти. Он поселился здесь с женой и многочисленным потомством в конце жизни. Здесь же и умер от дизентерии и абсцесса печени, если только не с горя от того, что потерял расположение при дворе Людовика XIV.
Пьеру было что рассказать о последних годах жизни Расина. Он, правда, засомневался, продолжать ли, но обе женщины, казалось, настолько были зачарованы его начитанностью, что он даже заважничал. Дома он был никем, а здесь его слушали, здесь им любовались. Он смилостивился. И обрисовал им пристанище Расина таким, каким сам представлял, прочитав множество специализированных исследований: рабочий кабинет, сарай с укрытой в ней каретой и небольшой прогулочной коляской, конюшня на две лошади…