Лоран объявился в половине одиннадцатого. Весь какой-то растрепанный, он громко поздоровался и убежал на кухню. Анн догнала его, когда он наливал в стакан воду прямо из-под крана.
– Как же я хочу пить! – сообщил он.
– Ты ужинал? – спросила Анн. Она заставляла сдерживаться себя, нервы были натянуты в струну.
– Нет, – ответил он.
– Я оставила тебе немного ростбифа.
– Я не голоден.
– Ты есть не будешь?
– Нет.
Он осушил стакан, налил второй и тут же залпом выпил его, как и первый.
– Что ты делал после обеда?
– Ездил повидаться с друзьями в Сен-Уан. Фабрис – такой славный малый.
– Невысокий, с усиками?
– Да.
– Как его дела?
– Все нормально. Смотри…
Он вытащил из кармана три измятых бумажки по десять франков и бросил их на стол.
– Откуда это? – спросила Анн.
– Я это заработал благодаря Фабрису. Он работает посыльным у Оливии Симон, в ателье. Мне дали мопед, и я ездил по Парижу – это так здорово! – Он собрал деньги и добавил: – Я приглашаю тебя завтра в ресторан!
При этом глаза его засветились такой гордостью, словно он получил наследство. Его наивная щедрость позабавила ее.
– Правда, мотаться по улицам часами тяжело, – признался он.
Ничто не выдавало в нем следов усталости. За несколько дней домашнего покоя он полностью пришел в себя. Не предпочитает ли она его обезоруживающую, безжизненную слабость, подумала Анн. Он выпил еще стакан воды.
– Уму непостижимо, сколько ты пьешь! – с легким раздражением обронила она.
– Просто мы с ребятами наелись креветок. В следующий раз поедешь со мной в Сен-Уан. Увидишь, как там здорово! А ты – чем занималась ты в своем издательстве?
– Так, ничем особенным…
Он чмокнул ее в кончик носа, заглянул в гостиную, пожелал спокойной ночи Пьеру и скрылся в глубине коридора. Оставшись одна, Анн почувствовала неистовое, необъяснимое желание подровнять кухонные шкафы.
– Ты могла бы поручить это Луизе, – заметил появившийся на пороге Пьер.
– Нет, она никогда этого не умела.
– Не хочешь посмотреть телевизор? Сейчас будет концерт.
– Спасибо, лучше я почитаю. У себя в комнате.
Он вернулся на свой пост.
Покончив с затеянной перестановкой, Анн зашла его поцеловать. Казалось, он был загипнотизирован маленьким экраном.
«С отцом происходит форменное безобразие, – подумала Анн. – Со дня кончины мамы прошло только четыре месяца. Помнится, от отчаяния он готов был покончить с собой, бросался в могилу. А сегодня прогуливается по Версалю с какой-то незнакомкой. В шестьдесят-то лет! За всю свою жизнь ни разу маме не изменив. Выходит, нет такого чувства, которое способно пережить недолговечную плоть».