«По-прежнему меряет все на продовольствие», – подумал Бойцов.
– Товар Халид-хана никто не смеет тронуть. Слышишь, шурави. Люди, живущие в этих горах, уважают и боятся моего хозяина, – звенящим от гордости голосом произнес Ахмед.
Лицо Бойцова стало жестким. Сквозь стиснутые зубы он процедил:
– Однако нашлись люди.
Афганец сплюнул сгустком крови:
– Это псы… Они напали ночью. И среди них были чужаки. Халид-хан уже знает о случившемся. Он поднял всех своих людей. Он вернет товар. Он отомстит этому отродью шайтана, – скрипел зубами умирающий афганец.
Глаза Ахмеда закатились под веки. На капитана смотрели страшные, без зрачков, две алебастрово-белые выпуклости, которые не могли быть глазами живого человека. Большая доза обезболивающего не давала Ахмеду уйти, но смерть брала свое.
– Кто, кто были эти люди? – выкрикнул Бойцов.
– Не знаю… – вместе с хлопьями кровавой пены выдавил из себя Ахмед.
– Постарайся, дорогой. Постарайся хоть что-нибудь сказать.
– Среди них были арабы, люди с севера и, мне кажется… – Ахмед засипел, сжимая ладонями горло. Превозмогая приступ, он докончил: —… Мне кажется, они вели с собой пленника.
Теперь у Бойцова не было сомнений.
Погром, учиненный в селении, устроили люди Фейсала. Это они захватили партию наркоты, приготовленную местным делягой для переброски за кордон. Это они заставили горы проснуться. Но зачем Фейсал сделал это, зачем он навлек на свою голову беду? Ведь теперь за ним идут не только охотники из российского спецназа, но и люди Халид-хана. Он не мог не понимать, что своими действиями разжигает еще один пожар.
Внезапно Бойцов замер.
Он вспомнил, как однажды в детстве он с отцом оказался в плену лесного пожара. Они слишком поздно поняли размеры грозящей опасности. Подхватив сына на руки, Бойцов-старший бросился бежать, пока не оказался на краю бездонного оврага, по склону которого нельзя было спуститься, чтобы не свернуть себе шею. Огонь поймал их в западню.
Бойцов помнил, как прислушивался отец к реву, доносившемуся со стороны пылающего леса. Это раскаленный воздух метался между почерневшими обуглившимися стволами. Вдруг, уловив изменение направления ветра, отец сорвал с себя куртку, намотал ее на суковатую палку, поджег и этим неказистым факелом стал чертить широкую дугу по кустарнику, сухой траве, нижним веткам деревьев.
Бойцов помнил, как кричал тогда:
– Папа, что ты делаешь?
Он думал, что отец сошел с ума. Но Бойцов-старший не обращал на визги мальца никакого внимания. Он только иногда оборачивался, чтобы блеснуть улыбкой на закопченном лице: