В рубке наступила мертвая тишина. Все затаили дыхание, боясь пропустить хотя бы одно слово.
– И вы хотите сказать, что весь этот спектакль с секретной подводной лодкой, охотой за китом и поиски в его мозгу…
– Ваукр!!! – в рубке грохнуло так, что, казалось, полопались барабанные перепонки.
– Чтоб ты сдохла! Чтоб тебя коршуны склевали! – заорал Морской Волк, хватаясь за уши. – Чтоб тебя какая рыбина сожрала! – пожелал он чайке, которая, в пылу охоты, совсем рядом с микрофоном попала в направленный луч и бросила боевой клич, который так нехорошо отозвался на слуховом аппарате моряков.
– Но вы больше не его ассистент… – едва прошел звон в ушах, Макаров снова стал различать голоса.
– Вот поэтому я сейчас схожу в свою каюту, возьму эту вещь и продемонстрирую вам ее в действии. Если вы, Скотт, этого захотите, конечно…
– Захочу.
Девушка убежала внутрь танкера, а мужчина остался. Видимо, покурить. Морской Волк недоуменно обратился к штурману:
– И что это было?
– По-моему, – тот подозрительно сморщил лоб, – она что-то говорила о нас, об охоте на кита, о субмарине…
– Это и я слышал, – нетерпеливо отмахнулся Макаров, – а дальше-то что?
– Чайка, – пожал плечами штурман.
– Разговор записывали? – Морской Волк вспомнил свое последнее приказание.
– Так точно! – отозвался дежурный радист. – Включить?
– Да, – кивнул головой командир. – Стой!!! – заорал он, видя, что офицер готов включить воспроизведение, и палец радиста замер. – Поставь минимальную громкость, – распорядился Морской Волк, – если эта тварь еще раз гавкнет, я помру от разрыва нервов.
И снова в рубке зазвучал голос Крутолобовой:
– …просто пришли за консультацией к Николаю Ивановичу, сказали, что киты слишком часто стали нападать на подводные лодки, причем выборочно – только на российские. И попросили академика помочь.
– И вы хотите сказать, что весь этот спектакль с секретной подводной лодкой, охотой за китом и поиски в его мозгу…
Наступало время лебединой песни чайки, и Морской Волк на всякий случай прикрыл уши руками. Крик, однако, получился не громким – офицер прибрал мощность звука, но после птичьего соло из динамиков полился мелодичный механический свист. Очевидно, микрофону тоже не понравилось такое соло и автофон забил речевую настройку. Радист несколько раз прокрутил запись, но в течение секунд пятнадцати ни слова за свистом разобрать больше было невозможно. Запись включалась ровно с того места, откуда стали слышать и офицеры.
– Да-а-а-а, – с досадой протянул Морской Волк, – разнообразием мысли наши конструкторы не блещут. Судя по всему, сконструировали микрофон по точному подобию устройства человеческого уха… – Он снова приложился к перископу, но на палубе больше никого не было. Накурившись, мужчина тоже куда-то ушел.