— Ты слишком самонадеян, — возразил я. — Не забывай, что Агата и доктор Громыко не спускают с наших собратьев глаз.
— Как раз завтра подходящий день для того, чтобы попытаться спасти их.
— Что ты имеешь в виду?
— Я уже говорил, что в нашей округе меня все считают Марко Поло. И конечно же, я уже давно открыл для себя стеклянный дом, о котором ты говоришь. Мне хорошо знакомы привычки его обитателей. Завтра пятница, и в этот день старуха садится в кресло-коляску, и ее долговязый приятель грузит ее в машину. Они уезжают и возвращаются только поздно вечером.
— Должно быть, в этот день у Агаты обычный еженедельный сеанс химиотерапии! — заключил я.
— Может быть. Если бы удалось созвать под наши знамена мобильный отряд, мы могли бы провести молниеносную операцию и быстро спасти наших собратьев. А если в дом явится неожиданный гость, мы устроим ему настоящую катавасию, поцарапаем его и покусаем, пусть знает наших!
— Неплохо придумано! Но надеюсь, ты знаешь, что человек такого склада, как этот доктор Франкенштейн, может в одиночку расправиться с нами, если придет в ярость. Для воплощения нашего замысла необходимо создать отряд из самых отчаянных и отпетых наших собратьев.
— Пусть у тебя не болит об этом голова, — успокоил меня Синяя Борода. — Я знаю, к кому обратиться за помощью. У меня есть приятель с твердым, как кремень, характером. Его хозяева даже досрочно вышли на пенсию, чтобы иметь время ублажать его и потакать всем его капризам. Вот как он выдрессировал их! Причем этот парень водит дружбу с еще более отчаянными ребятами. Итак, друзья, давайте договоримся на завтра. Встретимся в полдень в парке у стеклянного дома!
Мы обговорили еще некоторые детали нашего плана, прежде чем расстаться. Я ощущал смертельную усталость и боялся потерять сознание. Завтра нас ждала опасная операция, и необходимо было хорошенько отдохнуть и выспаться. Попрощавшись с похитителями корма, я выбрался из подвала сквозь дыру в стене, которую мне показал Джуниор, и отправился домой.
Пришлось спускаться по заснеженному холму, утопая в снегу. Внизу простиралась панорама нашего района, похожая на картинку с рождественской открытки или на картонную модель архитектурного проекта, где снег обозначен ватой. Надо мной на темно-синем небе горели звезды, предвещая мороз.
Я вдруг снова вспомнил повешенного собрата. Бедолаге, наверное, было очень неуютно проводить ночь в чаше фонтана. Его труп, должно быть, совсем окоченел и превратился в ледышку. Все мы когда-нибудь отправимся в мир иной, но я не пожелал бы себе такой кончины, какая пришлась на долю этого парня. В моей душе вновь закипел гнев. Меня приводила в бешенство жестокость людей. Если, конечно, предположить, что гибель несчастного действительно на их совести. Внутренний голос подсказывал мне, что только один из известных мне людей способен на подобную жестокость. И я дал себе слово выследить его и доказать его вину, как бы ни было трудно это сделать.