— Рейн, — выдохнул он. И со всей страстью обнял ее. Его больше не волновало, что кто-то может их увидеть, не волновали сплетни и пересуды.
Рейн со смехом освободилась из его рук. Не сводя с него глаза, повела к выходу.
— Ты плакал, — сказала она. — У тебя есть ужасная привычка — плакать беззвучно. Лучше уж навзрыд.
Мор и в самом деле в глубине души заливался слезами.
— Видишь, какой я немощный! Но теперь все в порядке.
Они вышли из здания вокзала и пошли к реке.
— Куда мы идем? — спросил Мор. Рейн, очевидно, знала Лондон куда лучше его.
— Сначала перейдем мост, — объяснила она, — а потом я покажу тебе кое-что. — Она тащила его за руку, как дети тащат взрослых. Они подошли к мосту Ватерлоо.
Широкая, изгибающаяся лента Темзы возникла перед ними, обрамленная бледно-золотыми куполами и шпилями. Сверху, по неяркому небосводу плыли пухлые белые облака. День был холодный, собирался дождь. Вода поблескивала, вспениваясь волнами, на которых покачивались стоящие на приколе баржи. Но воздух над неспокойной рекой был абсолютно безмятежен, и знакомые очертания зданий таяли в легкой дымке. Они остановились посмотреть, и Мор ощутил всплеск волнения, которое всегда, еще со времен его провинциального детства, охватывало его при каждой новой встрече с Лондоном, городом прекрасным и коварным, полным ловушек и соблазнов. Холодный ветер дул в их сторону. Они в молчании смотрели на восток.
Рейн вздрогнула.
— Смотри, а в Лондоне уже осень. Я думала, листья начинают опадать в сентябре. Но здесь осыпаются уже в июле. Наверное, я не смогу прожить в Англии весь год.
Мор тоже задрожал, но не от ветра. А от вдруг пришедшего понимания, что Рейн свободна. И — этого он, как ни старался, не мог забыть — достаточно обеспечена. И поэтому может по собственному вкусу выбирать, провести ли ей зиму в Англии, или вернуться к Средиземному морю, а то еще взять и улететь на Майорку или в Маракеш. Ее свобода и привлекала Мора и одновременно возбуждала какую-то неприязнь.
Рейн прочла его мысли. Но она наверняка не желала, чтобы он это понял. Ей хотелось каким-то образом намекнуть ему, что она включила его в свое будущее.
— Подумай, как мы будем когда-нибудь вместе работать, — говорила она, — я над картиной, ты над своей книгой…
Мор рассказал ей о своей недописанной книге. Но пока еще и словом не обмолвился о своих политических планах. Да и так ли уж необходимо рассказывать, ведь он, скорее всего, оставит все эти хлопоты. Сейчас он не мог заставить себя даже думать о политической карьере. По сравнению с его нынешними заботами все, связанное с выборами, оказалось таким незначительным.