— Вижу, в чинах вы ноне, — сказал граф.
— Што же это за чины, — возразил Иван, — чины, они, папаня, впереди ждут.
Курить ему хотелось неимоверно, но помнил Мягков-младший, с каким отрицанием отец его к табаку относится, потому и сидел, терпеливо сжимая заветную трубку в кармане кафтана, и все вспоминал, где же у него табак положен.
— А все же, Иван Николаевич, — возразил Мягков-старший, — в ваши годы капитан-лейтенант чин вполне достаточный. Иным до него долее идти приходится. За какие ж заслуги вам с Яшкою щедрость такая от государя получилась?
— У нас за одно дают, — не вдаваясь в подробности, ответствовал Иван, — за верную службу отечеству.
Не то что отца своего родного он за шпиона какого почитал, но секреты государственные предпочитал блюсти и дома. А ну как Николай Ефимович кому скажет, что сын его службу проходит на подводном корабле? Кому надо, так сразу заинтересуются, прочие же просто обсмеют старика.
— Выходит, вам с Яшкой совместная служба выпала? — не унимался граф. — Да на одном корабле?
— На одном, — подтвердил Иван. — Мне в капитанах ходить досталось, Якову же — штурманское дело вести.
— И какое же ваш корабль прозвание имеет? — снова приступил с вопросами отец.
Коли был бы шпионом, так лучшей дотошности и не надо.
— «Садко» называется, — нехотя сказал Иван.
— Странное имя, — сказал Николай Ефимович. — Что ж кораблю такое имя дано?
— Не мной именован, — вздохнул сын.
— Не больно ты, сынок, разговорчив, — осердясь, заметил отец.
— Так не мною, тятя, секреты государевы придуманы! — взмолился Иван. — Рад бы сказать, да присяга государю не дозволяет.
— Яшка-то женился, — сменил тему граф.
Иван вздохнул. Пальцы его теребили ткань камзола.
— Негоже старшему от младшего отставать, — настаивал отец. — Вон княжна Лизавета Лопухова какая справная. Неужто не глянется?
— Славная, — опуская голову и пряча глаза, согласился Иван.
— А не глянется, — сообразил Николай Ефимович. — А графиня Головкина что ж? Ведь умна да стройна, в контрадансе ловка и грациозна, Данте с Петраркою шпарит наизусть, театр в поместье своем устроен ею, и изрядные пьесы разыгрывают. Не приглашала глянуть?
— Приглашала, — уныло признался Иван, по-прежнему глядя в сторону.
— Дурак ты, Ванька, — сердито сказал граф. — Дурак, хоть и капитан-лейтенант. Да такой невесты боле окрест нигде не найдется, за ней Головкин три деревни дает да семьсот душ, не считая прочего.
Иван молчал.
Пасть бы сейчас перед отцом на колени, повинную бы принести да счастья себе вымолить. Не в деревнях счастье, в любви оное, но Иван молчал, понимая, что отец его, Мягков Николай Ефимович, не поймет и выбора не одобрит. Да что там напрасных надежд держаться, выпорет по старой памяти, не поглядит на усы да капитанские звания.