– Отец знает, что говорит, и ты не спорь. Он взрослый, лучше знает. Раз сказано – не лезь, значит, делай так, как тебе говорят.
– Но ведь вы же здесь, рядом, – пожал плечами Роберт.
– Все, хватит препираться!
– Роберт, давай сюда мяч! – кричали мальчишки.
– Ладно, иди, – успокаиваясь, произнес Гасан. – Но смотри – в воду чтобы не смел лезть.
– Хорошо, – беспечно кивнул мальчуган и, ударом отправив мяч своим товарищам, устремился вслед за ним.
Гаджиев, отдуваясь, снова присел на лавочку рядом с женой.
– Ты замочил ноги, – произнесла она.
– Ничего, – Гаджиев махнул рукой и облизал губы.
Женщина, глядя на радующихся детей, вздохнула:
– Роберт, сынок… – и тихо добавила: – Боже мой, я как подумаю о том, что и здесь начнется такое же. Повсюду дети, ты только посмотри. Они же такие, как и наш сын. Просто сердце сжимается. Мне их жалко.
Дети самозабвенно гоняли мокрый мяч, и каждый новый гол в «ворота» сопровождался криками восторга.
Гаджиев, глядя на ребятню, произнес, как бы отстраненно:
– Между прочим, если с твоим братом-выродком что-нибудь случится, ты – единственная наследница. Весь бизнес в Аджарии – твой.
– О чем ты говоришь, мне об этом даже думать страшно. – Огнем полыхнули глаза жены. – К тому же мне кажется, что он всех нас еще переживет!
– Как знать, как знать, – задумчиво произнес Гасан. – На свете происходят самые неожиданные вещи.
Взяв в руки тонкий прутик, он неспешно принялся то ли рисовать, то ли чертить на песке. Лейла машинально следила за его движениями. На песке возникали какие-то причудливые линии.
– Я тебя не понимаю, – наконец встряхнулась жена. – Аллах запрещает убивать безвинных.
Гаджиев ухмыльнулся, покачав головой:
– А кто это безвинный? О чем ты говоришь?
– Все безвинные, кого Аллах сам к себе не призовет, – строго сказала жена. – И только ему решать, когда придет этот час.
– Ну, ты все со своей философией, – поморщился Гасан. – Жизнь – это тебе не Коран. Она куда сложнее.
– Сложнее? – повысила голос Лейла. – А ты не думаешь, как все просто, когда представишь, что здесь начнется уже этим летом?
Гаджиев открыл рот, чтобы ответить, но тут сверху из-за перил променада послышался надтреснутый и сварливый женский голос:
– Да что это такое?! Я же говорила вам не кормить моего Максимилиана всякой дрянью! Вы бы сами такое ели?
Гасан с Лейлой, оборвав разговор, обернулись. У перил стояла претенциозно одетая дама. Лицо ее, и так не особо миловидное, было еще покрыто и толстым слоем косметики. На вид ей было лет за сорок, а смотрелась она подчеркнуто декадентски: сигарета в длинном мундштуке, претенциозная поза, нелепая прическа. Дополнял этот впечатляющий «ансамбль» томик стихов Волошина в руке.