– Каким образом? – Дед задумался. – Ну, лес, ведь его весь не свалить, сынок. Так зачем вас так мучить? Дорогу строят – кедры трактором валят. Потому что быстрее и дешевле. Значит, вас валить заставляют, чтобы не скучали. Скучному зэку мысли в голову бедовые лезут, да силы у его на свежем воздухе крепчают. А ведь вам, паря, сроки такие не для того дают, чтобы вы здоровье копили. Тебе, к примеру, сколько дали?
Литуновский признался, что восемнадцать. Услышав число, старик обмяк и сразу постарел лицом. Кнут в его руке уже не играл, а шевелился.
– Вот оно, значица, как… А за что, ежели не секрет?
– За убийство.
– Вот оно как, значица… А сейчас-то тебе, паря, сколько?
– Сорок один.
Старик затянулся папиросой. Подсчитал уже давно, но произносить вслух стеснялся. Деревенские, они учтивые. Пусть даже зэка, но не обидят. Чувствовалось, что старик жалеет о своем любопытстве.
– Пятьдесят девять мне будет, дед, – ответил за него Андрей. Тихо ответил, спокойно. Но столько воя и горя было в этом спокойствии, что старик покопался в телеге и вынул какой-то пакет.
– Поешь творожку, – он развернул сверток и протянул Андрею. – Это мой, не отчетный. В дорогу брал.
Зачерпнув рукой белоснежного месива, Литуновский отправил его в рот и зажмурил от удовольствия глаза. Творог на свободе он не ел, особой любви к нему не испытывал, но сейчас, когда почувствовал на небе кислый вкус сладкой свободы, вдруг перестал жевать и закрыл рукой глаза.
– Да ты не переживай, он действительно мой. Ничего не стоит.
Слез не было, Литуновский не мог их себе позволить, однако наружу могла выскользнуть и та влага, что накопилась за доли секунды независимо от его желания. Развернув вверх лицо, он посмотрел на медленно плывущее облако. Оно было похоже на плюшевого белого мишку, которого он купил сыну на пятый день рождения.
– Ты жуй, жуй, – по-доброму, не понимая, посоветовал старик, видя, как Летун сидит с полным ртом и смотрит в небо. – Я еще дам.
Творог во рту превратился в раскисшую массу. Ее невозможно было ни сглотнуть сжавшимся от тоски горлом, ни прожевать. Старик, сообразив, что происходит неладное, быстро вынул из сидорка закупоренную газетной тычкой бутылку молока, и протянул зэку.
– Спасибо, – едва отдышавшись, поблагодарил Андрей и вернул бутыль. – Спасибо…
– Вот еще яйца, вот хлеб. Пользуй.
Но Литуновский, силой заставив увести глаза в сторону, отказался:
– Тебе обратно ехать, побереги.
Двое заключенных носили товар, и по их возбужденным лицам было понятно – носят не зря. В такие минуты внимание охранников и подсчеты замполита в леднике бессильны.