Барахтаясь в «озере», мы вдруг услыхали шум моторов: со стороны моря к острову приближались самолеты. Появление их над островом Трав куда более опасно, чем над Большой землей. Боец, проходивший по краю воронки, набросив на плечи для маскировки развивающуюся накидку из парашютного шелка, укрылся за стволом обгоревшего дерева.
— Спокойно, товарищи, — сказал он нам. — Они пролетят мимо.
Бомбардировщики В-59, отливающие серебром, словно горный ручей, в самом деле пронеслись над островом в направлении Большой земли. Едва мы вернулись к себе, как опять послышался шум приближающихся самолетов. Тин громко крикнул:
— Немедленно в укрытие! Будет жарко!
Рокот мотора слышался уже над самой головой, он смешался с грохотом взрывов, доносившихся с восточного берега. Тин выпрыгнул из траншеи.
— Опять бомбят тот же самый район, — сообщил он.
Сказал он это совершенно невозмутимым тоном. Бодцы, проходившие по ходам сообщения, осведомлялись: «Где бомбят?» — и голоса их тоже звучали спокойно. Обстрелы и бомбежки с военных кораблей и вражеских самолетов за последние полгода стали обычными в жизни островного гарнизона. Никого здесь не удивляло больше, что бойцы готовят пищу, обедают, таскают из источника воду, несут службу, разучивают песни или читают письма от родных в то самое время, когда рвутся бомбы в тонну весом, падают бомбы замедленного действия, грохочут ракеты. Случаются и спокойные дни, но тогда я чувствую, что не все в порядке, и меня охватывает какое-то беспокойство. Невольно спрашиваешь себя: «Что они еще задумали?»
Для меня первый день на острове был первым днем настоящей войны, и это после одиннадцати лет мира. Но я попал на фронт шестью месяцами позже бойцов, защищающих Кон-Ко. Уже полгода назад они узнали, что такое война, и это дало им право рассказывать новичкам волнующие истории, которые за эти двести дней случились с их друзьями или с ними самими. Первый день на острове мы, разумеется, чувствовали себя новичками, хотя в боевой жизни Кон-Ко было нечто знакомое. Спать в лесу, под дождем, так, как в прошлую ночь, под рокот моторов рыскающих вокруг вражеских кораблей — для многих из нас не впервой. Эта ночь напомнила мне другую — на перевале Тхунг или в Кхау-Вок, на дороге номер шесть у подножия Фа-Дина. Последние выстрелы нашей освободительной войны против французских колонизаторов отгремели десять с лишним лет назад, но на этом острове в это утро их эхо слышалось необыкновенно ясно. В это утро Лыонг Нгаук Чак, товарищ из нашей группы, привычно работал киркой, готовил себе постель поудобнее. Точными движениями он переворачивал камни, складывал их в сторонке, сверху же для пущей роскоши обкладывал свою постель обломками кораллов — дело у него спорилось. Художник Куан Тхо, выкупавшись вместе с нами в «озере», сначала исчез, а потом вернулся, опоясанный целым ворохом лиан; Тхо сожалел, что не обнаружил на острове сочных сладких лиан, которыми ему доводилось лакомиться в древних джунглях возле вьетнамо-лаосской границы. А ТТТи Хань, тщательно присматриваясь к низкорослым гладким деревьям, прикидывал, как сделать из них изящную и удобную кровать. Мы еще не забыли привычек, выработанных во время войны Сопротивления. Да и как их можно забыть, если наша родина уже два десятка лет не знала ни одного дня, который можно было бы без оговорок назвать по-настоящему мирным.