– Будем, – кивнул Прохоров.
– Так вот, Сократ, Клима тебе все равно не взять, он отрубит все концы и исчезнет. Сегодня, Сократ, и тебе его не остановить. Ты уже проиграл.
– Еще не вечер, – позволил себе усмехнуться Прохоров.
– Ну что ж, дождемся вечера, – голос Вышестоящего звучал устало и доброжелательно.
Такой голос бывает у людей, которые точно знают все наперед.
– Я предлагаю тебе хорошую сумму, ты отпускаешь Лоханина и забываешь...
– А откуда тебе известно об аресте Лоханина? – поинтересовался Прохоров.
– Видишь ли, моя личная служба безопасности оснащена и подготовлена не хуже твоей, государственной, – объяснил Вышестоящий. – В квартире Лоханина была установлена специальная сигнализация, на случай таких вот налетов. Реагирует на громкие голоса... Твоим бойцам надо было разговаривать шепотом.
– Спасибо, учту.
– Уже не учтешь. На днях будет подписан указ президента о твоем увольнении из ФСБ. Ведь ты провалил операцию – Клим ушел, Гейдриса в живых уже нету. Да, да – с Гейдрисом все! Чтобы возбудить дело на Лоханина, фактов не хватит, и его все равно отпустят, а мои шавки-правозащитники устроят пропагандистскую шумиху о произволе твоего родного ведомства... Выбирай, в каком виде ты отправляешься на пенсию – с выходным пособием или без? Между прочим, у меня есть для тебя место в моей СБ.
– Благодарю, но выбираю «без».
– Ты не Сократ, – брезгливо дернул гладкой бритой щекой Вышестоящий. – Ты тот, кто на букву «М». Так тебе в паспорте и надо было написать.
Некоторое время оба сидели молча. Сократ Иванович чувствовал, что самоуверенность Вышестоящего показная, наглая. Нет, не все еще потеряно. Жаль, в данную минуту никак нельзя помочь Водорезову... Юный журналист Рома Нечаев, подполковник Рудаков... Они первые бросили вызов «концерну» Климова – Островного, который прикрывала на самом верху эта гладкорожая мразь. Рудаков поначалу сам работал на Клима, водил оружейные караваны. У него тяжело болела жена, и нужны были деньги на врачей. Потом она умерла, Рудаков запил и отошел от дел. Но потом, ни с того ни с сего, вышел на молодого журналиста центральной, очень популярной газеты. И материалы пошли один за другим. В них была правда, лишь не назывались имена. Еще немного, и юный и оттого беззаботно самоотверженный Роман Нечаев готов был назвать и их. Тут-то и была разыграна сложная комбинация для прикрытия, которую разработал ныне покойный Валерий Павлович Островной. А тот же Корней, Бура... Все, абсолютно все, кто хоть что-то знал и мог дать показания, были сегодня на том свете.