Лара вошла в прихожую и проследовала за стариком в кухню. «Полосатая мымра» пошлепала следом, что-то бубня себе под нос. Дядя Вася усадил Лару за стол, налил ей чаю, сунул в руку конфету «Школьную», цыкнув на жену, угнездился рядом и спросил:
– Переехала в квартиру-то?
– Нет еще. Комнату Андромедыча выкупила...
– Преставился, что ли? – полюбопытствовала баба Шура. Когда Лара поведала ей о приключившемся со стариком несчастье, та уверенно проскрипела: – Засрал, поди, все. – И с нескрываемым злорадством добавила: – Теперь тебе грязищу вывозить...
– Грязи полно, – кивнула Лара. – Но я все равно ремонт буду делать, перепланировку, так что... – Она перевела взгляд с бабы Шуры на старика Кузнецова. – Решила с вашей комнаты начать. Все ж таки гостиная с камином и эркером...
– Половина гостиной, – дотошно поправила Лару баба Шура. – В другой Графиня жила. Помнишь ее?
– Конечно.
– Ведьма была, а не баба! Нос крючком, глазищи черные, патлы седые... Помню, как я переехала к Ваське в комнату эту, а когда увидела ее, прям испугалась, как бы не сглазила...
– В молодости зато она красоткой была, – встрял дядя Вася. – В варьете пела. Арти-и-истка... А подурнела после лагерей. Она ж из репрессированных. За шпионаж двенадцать лет отсидела, а давали двадцать пять.
– Правда, что ли, шпионкой была?
– Да кто ее знает? Графиня ж немка. То ли по отцу, то ли по матери, она то так говорила, то эдак.. Так что мало ли... Может, и шпионила...
– Но вот ведьмой была – точно! – не унималась баба Шура. – Андромедыча-то приворожила! Он за ней как пес бегал. Красавец был. Высокий, кудрявый, а она... Тощая, страшная, его лет на двадцать старше. Точно приворожила!
– Да он в нее был влюблен лет с десяти-одиннадцати – мне мать рассказывала... – заспорил с женой Кузнецов. – Втрескался несмышленым пареньком и на всю жизнь, а Эллина тогда еще молодой была. Не на двадцать годов она его старше – меньше... А вот пить он из-за нее начал! Горе своей неразделенной любви заливал.
– Ну а Котя Семакин? – вскричала баба Шура. – Ты, Лариска, не помнишь его, он в дурку угодил до того, как ты в коммуналке нашей появилась. При тебе сестра его с сыном в комнате жили (спились они потом на пару), а до этого Котя еще с ними обитал. Художником был. Портреты писал. Нас всех перерисовал. А Графиню чаще других. То с розой, то с чашкой, то у зеркала. Влюблен в нее был так, что аж с ума спятил из-за того, что она его отвергла. Во как!
– Они с Андромедычем на пару в нее влюблены были! С младых ногтей дружили (я-то, понятное дело, свидетелем их дружбы быть не мог – родился гораздо позже, а вот маманя, что называется, сподобилась), а в 1938-м в пух и прах разругались... И все из-за Графини. Поделить ее не могли!