Заговоры и контрзаговоры после перемирия
Даже после германской революции не наступил еще конец тайной войны. Условия мира вырабатывались не всегда открытым путем.
Возникал вопрос: что собирается делать новая Германия? Была ли революция настоящей или мнимой, как опасались многие французы? Не намерен ли вернуться кайзер? Будет ли республика выполнять условия перемирия и заключит ли она мир или превратится в большевистскую? Если мы попытаемся распоряжаться во всей Германии, то не присоединятся ли спартаковцы к большевикам и не начнут ли они новую войну? Это было бы довольно опасно, если принять во внимание недовольство, начавшее распространяться в английской и французской армиях, в связи с медленным темпом демобилизации. Если же останется у власти нынешнее правительство, то какова будет его политика на мирной конференции? Возобновит ли Германия опять войну, если условия мирного договора покажутся ей слишком тяжелыми? Сможет ли она выдержать новую войну? Действительно ли она голодала или такие слухи распространялись с целью пропаганды для ускорения событий?
На все эти вопросы надо было ответить, прежде чем выработать условия мира.
Вот тогда-то показала свою превосходную работу наша секретная служба, и президенту Вильсону, так же как полковнику Хаузу, приходилось считаться с донесениями наших агентов. Их обоих донесения американских агентов удовлетворяли гораздо больше, чем донесения англичан или французов о положении в Германии. Донесения французов и англичан символизировали противоположность целей союзников и президента Вильсона при заключении мира, — противоположность, впоследствии приведшую мирную конференцию почти к краху и повлиявшую на ход мировых событий вплоть до наших дней. Эти донесения свидетельствовали о том, что союзники смотрели на новую Германскую республику совсем иначе, чем президент Вильсон. Германская республика, в некотором смысле рожденная доктринами президента, подписала перемирие именно на основе этих доктрин.
Она была почти приемным детищем президента Вильсона, а между тем союзники начали оспаривать ее законность. Они подозревали предательство. Американцы прибегли к услугам разведывательного отдела, чтобы отразить эту дипломатическую бурю.
Теперь, когда кайзера не было и республика была провозглашена, зачем продолжать распрю? Hо злоба, ненависть и подозрения так легко не проходят, и никто не мог предвидеть судьбу, уготованную этой республике.
Какая-нибудь ошибка нового республиканского социалистического правительства могла вызвать в тот или иной момент контрреволюцию со стороны партии германского юнкерства. Эта опасность казалась настолько реальной, что немецкие реакционеры финансировали раздоры внутри радикальной партии, желая воспользоваться страхом, внушаемым союзникам развитием революционных событий. Весь свет кричал: «Мир! Мир!», но не мог получить мира. Чтобы достигнуть мира, недостаточно было споров и деклараций, исходивших из Парижа.