Она отошла от окна, вновь наполнила стакан водой и села на корточки перед телевизором. Это была модель с большим плазменным экраном, под котором лежали стопки DVD – в основном конфискованные пиратские копии, изъятые в ходе полицейских рейдов. Вечер у нее был свободным, и она решила что-нибудь посмотреть. Она уселась на диван, вывела на экран меню, и ее вновь охватили сомнения.
А вдруг он оказался бы другим?
Она явно вызывала интерес у Джона Айзенменгера – она всегда умела определять это, – и тем не менее он не проявлял слабохарактерности и зависимости от собственного пениса, присущих большинству мужчин.
Он продолжал хранить верность Елене, хотя следовало признать, что она была менее привлекательна…
Фильм начался. На экране замелькали титры, и Беверли попыталась изгнать Джона из своих мыслей.
К тому же им вряд ли было суждено еще когда-либо встретиться.
Поднявшись по еще одной лестнице, располагавшейся в дальнем конце площадки, они оказались в уютной гостиной. Правда, человек посторонний начинал испытывать в ней головокружение, потому что казалось, что она расположена на самом краю крутого обрыва. Из окон было видно уже совсем потемневшее небо. Вдоль стен были развешаны рождественские гирлянды, а в углу стояла украшенная елка, которая переливалась разноцветными огнями, вызывая ностальгические воспоминания о детстве. Некоторые игрушки действительно были очень старыми – настоящими фамильными драгоценностями.
– Чай? Кофе? – Тереза изображала гостеприимную хозяйку с восхитительной беззаботностью. Айзенменгер быстро догадался, что перед ним находится опытная светская львица, искушенная в правилах этикета, который предполагал избирательность реакций и сплошное лицемерие. Ему уже неоднократно доводилось встречаться с такими особами, в равной степени восхищавшими его и повергавшими в уныние.
– Чай, пожалуйста, – ответила Елена, и Айзенменгер тоже что-то пробормотал в знак согласия.
Кресла были старыми, потертыми и уже не такими удобными. Гостиная была маленькой и захламленной, в камине покорно полыхало полено, а свет из настенных бра, казалось, лился откуда-то из прошлого, из тех времен, окрашенных сепией, когда только что была одержана победа в войне, а англичане лучше всех играли в крикет.
Им подали чай «Граф Грей», а бутерброды, хотя и не были украшены огурцами, выглядели настолько домашними, что Айзенменгер тут же вспомнил о своем детстве. Яйца, кресс-салат, ветчина с горчицей и острый чеддер.
– Как твои дела, Елена? – Угощение было съедено, и Тереза устроилась в кресле напротив их глубокого просиженного дивана, уткнув локти в колени. На лице ее была написана искренняя озабоченность.