– А вот, барин, не надо ли творожку свежего, сметанки?
– Панычу цыбули не треба? Може, бульбочки? А канталупа гарнэнька?
– А вот, гаспадын хороший, не желаем чурчхели? Бахлава-бузинаки! Вай, хорош!
Борис где отшучивался, где отмахивался, где пробовал кусочек приторной восточной сладости или кисточку душистой резкой черемши, прислушивался к разноязычному базарному гвалту и внимательно посматривал по сторонам – пониже основной человеческой массы, отыскивая своего малолетнего вороватого знакомца Ваську. У старой грузинки, до самых глаз закутанной в черное, несмотря на жару, он купил кулек козинаков и четыре сладкие сосульки ореховых чурчхел, после чего продолжил свой неспешный рейд, помаленьку отщипывая жесткие приторные кусочки.
Примерно через час он различил в общем рыночном шуме резкую скандальную ноту.
– Лови! Держи! Уйдет, дьяволенок! Холера его разбери! – кричал визгливый бабий голос неподалеку.
Борис насторожился, двинулся в направлении криков и вскоре заметил вынырнувшую из-под прилавка чумазую рожицу. Точно рассчитав траекторию мальчишки, он скользнул наперерез, как шар скользит навстречу другому шару по зеленому бильярдному сукну. Траектории их пересеклись, и Борис как клещами ухватил свободной рукой оттопыренное красное ухо.
– Ой, дяденька, пусти! – завопил мальчишка, однако не очень громко – с оглядкой на недавно обокраденную торговку – и тут же попытался вывернуться или укусить скверного дядьку за руку.
– Тише, махновец будущий! – прикрикнул Борис. – А ну тише, не то тетку позову.
– Какую еще тетку? – возмущенно пробасил «махновец», впрочем, несколько притихший.
– Сам знаешь какую! У которой ты что стянул-то?
– А ты видел? – завелся мальчишка.
– Ладно, давай мирно побеседуем. Козинаков хочешь? – Борис протянул постреленку кулек, не отпуская ухо.
Тот глянул подозрительно, но взял. Козинаки пошли в ход, и чурчхела тоже не была оставлена без внимания после того, как парнишка убедился, что Борис не будет звать обокраденную тетку.
– Ты ухо-то отпусти, – пробасил мальчишка набитым ртом, скосив на Бориса чрезвычайно предприимчивые глаза.
– Ага. Я ухо отпущу, а тебя тут же поминай как звали. Ты мне лучше вот что скажи: рубль хочешь?
– Лучше три, – немедленно ответил «махновец», доедая последнюю чурчхелу.
– Я слышу речь не мальчика, но мужа, – констатировал Борис, – ладно, я не жадный, три так три. Пойдем-ка, Васька, в трактир, я тебя еще и накормлю.
– Ты откуда знаешь, что меня Васькой звать? – подозрительно спросил мальчишка.
С одной стороны, ему хотелось есть, с другой – бездомная, сиротская жизнь научила его ждать от незнакомых, да и от знакомых людей только плохого.