– Этот брюнет с костылями – Арсений?
– Да, его изувечили махновцы. Он замечательный мастер, такие, как он, рождаются раз в двадцать лет. Он еще молод, в Москве работал у меня, но недолго, в революцию исчез, ну, тогда все куда-то пропадали, можно сказать, вся жизнь куда-то пропала. А весной он появился здесь, в Крыму, и я с радостью взял его мастером. Руки у него золотые, и глаз отличный.
– А подмастерья не могли бы распилить драгоценный камень?
– Нет. – Серафимчик энергично мотнул головой. – Ключи есть только у мастеров, и кто-нибудь из них всегда присматривает за тем, что делается в мастерской. Сами понимаете, время сейчас опасное, доверять особенно никому нельзя, да еще в моем деле… Так вот я вам говорю: если такую работу действительно могли сделать, то это либо Фаддей Борисович, либо Арсений.
– А где живут ваши мастера?
– Здесь же, при магазине, у каждого своя комната.
– Не замечали ли вы у них каких-либо сомнительных знакомств?
– Что вы, что вы, господин подполковник! Я не потерпел бы такого. Фаддей Борисович – человек старый, чрезвычайно религиозен; Арсений же, как видите, инвалид – куда ему на своих костылях! Он из своей комнаты да из мастерской почитай вообще не выходит.
С утра Борис опять разоделся щеголем и вышел на прогулку. Он зашел в кондитерскую «Бликнер и Робинзон» на Итальянской, что рядом с ювелирным магазином Серафимчика, выпил там кофе и съел два приторных пирожных.
Выйдя на улицу и обводя рассеянным взглядом витрины, он заметил в одной из них отражение молодого человека, хоть и одетого в европейское платье, но явно татарской наружности. Само по себе это не вызвало бы у Бориса никаких подозрений, если бы он не вспомнил, что видел уже этого молодого человека один раз вчера возле гостиницы. Совершенно очевидно, что Вольский приставил к нему наблюдателя, а поскольку людей в его организации немного (много людей в таком опасном деле, как незаконный вывоз бриллиантов, использовать никак нельзя – не будет соблюдена секретность, обязательно просочатся какие-то сведения), то Борис вычислил наблюдающего за ним очень скоро, да тот не очень-то и таился.
Борис пошел дальше в направлении салона и встретил баронессу Штраум, не доходя до места два квартала. Баронесса, вся в белом, была хороша. Она обрадовалась Борису, словно старому знакомому, и протянула для поцелуя руку красивой формы. Они уселись на скамейке в тени большого ореха, и баронесса отдала Борису его новый паспорт. В паспорте Борис значился коммерсантом из Одессы и имел фамилию Жалейко.