– Ну что, барин, доволен? Думаешь, изловил Арсюшу? Нет еще таких веревок, чтобы Арсюшу удержали!
Казалось, он обращается к одному Борису и вообще никого, кроме него, не замечает. Борис почувствовал эту странную связь и включился в разговор:
– Однако же я тебя одолел!
– Дьявол тебе помог, сатана тебе пособил! Один бы ты со мной нипочем не сладил!
– Не тебе сатану-то поминать! Сатана таким, как ты, помогает – злодеям да убийцам!
– Не злодей я! – воскликнул Арсений. – Только камешки мне нужны были, а люди эти у меня на дороге стояли! Камешки мне сердце радуют, душу греют! Когда смотрю, как они сверкают-переливаются, – будто заново жить начинаю…
Лицо у него удивительно переменилось, он страшно побледнел, глаза лихорадочно заблестели.
«Страшный человек! – подумал Борис. – Совершенный маньяк! Не дай Бог оказаться на пути его больной страсти!»
– А месяц назад, когда в этой же комнате ты убил человека – помнишь человека в черно-белой черкеске, ты приколол его кинжалом к спинке кресла, этого самого кресла, в котором ты сейчас сидишь… – Борис замолчал, потому что увидел – Арсений его не слушает, ему просто неинтересно, и тогда он начал вопрос по-другому: – Помнишь человека, у которого ты взял один, только один камень, но очень большой?
Ювелир сразу оживился, в глазах его появилось осмысленное выражение.
– Помню, хороший бриллиант, чистый как слеза и без дефектов. Надо мне было его распилить, да жалко… Жалко красоту такую губить.
– Если ты помнишь камень, вспомни и человека!
– Да помню я, помню. – Арсений скривился, как от жужжания назойливой мухи, – что он тебе дался, этот грузин?
– Ах, значит, помнишь? Так скажи, что ты взял у него, кроме бриллианта?
Арсений взглянул на Ордынцева удивленно:
– Что мне у него брать, кроме камушка? Мне больше ничего не нужно…
– А список! Бумажка, записка? Ничего такого у него не было?
Арсений пожал плечами:
– Ничего не видел, на что мне ваша бумажка?
Борис повернулся к Горецкому и сказал:
– Аркадий Петрович, по-моему, он не врет.
Горецкий, который во все время разговора не спускал с Арсения глаз, кивнул:
– Да, я думаю, что он говорит правду. Я не вмешивался в ваш допрос – он никому, кроме вас, не стал бы отвечать. У вас с ним после сегодняшней ночи сложились отношения особенные, какие бывают у противников после поединка. Сейчас он вам не солгал бы…
– Выходит, все зря?
– Нет, не зря, конечно. Мы поймали с поличным опаснейшего преступника. Это Арсений Лопахин. Я слышал о нем. Одно время был в окружении Махно, но анархисты прогнали его – они простили бы ему идейные зверства, но у этого маньяка все зверства были на почве его патологической страсти к драгоценностям, и батьке это не понравилось. – Горецкий повернулся к полицейскому чину и сказал: – Передаю этого человека в ваши руки. Это грабитель и убийца, контрразведке он не нужен. – После этого он прибавил: – Советую вам немедленно его обыскать. По моим соображениям, при нем может быть большое количество драгоценных камней, и если их сейчас у него не изъять, он позже найдет случай где-нибудь камни припрятать.