Пару раз они встречали в тайге людей. Один раз попалась ватага таких же старателей – угрюмые дикие мужики, заросшие до самых глаз бородами. Сыч переговорил о чем-то с их старшим, и бригады разошлись, не перебросившись словами.
Второй раз дело обернулось хуже. Сашка вышел из палатки ночью, и вдруг от костра метнулась к нему тень с ножом. Сашкина отличная реакция помогла выбить нож, да еще он наподдал нападающему ногой в челюсть, так что клацнули зубы. На крик выскочили Павел и Сыч, который прикладом ружья успокоил второго вора, а Павел голыми руками схватил третьего и кинул его далеко от костра, так что кости загремели.
– Что за люди? – спросил он Сыча.
Тот пожал плечами: не то беглые, не то просто бродят люди по тайге, ищут, где что можно взять без сильного шума. Зачем выяснять, отмахались от них – и ладно.
Понемногу они привыкли – к тяжелой работе, к вечному гнусу, к постоянной опасности и плохой пище. Вспоминали сказки Бажова и «Угрюм-реку», сравнивали себя с героями Джека Лондона. Смущало одно – уж слишком ничтожен был результат, у каждого набралось золотого песку едва ли не со спичечный коробок.
«Жилу искать надо, – говорил Сыч, – если найдем жилу, то и фарт пойдет!»
Вечерами он думал, чертил на земле что-то наподобие карты, смотрел на деревья. И решился.
Раньше они двигались преимущественно на юг, теперь Сыч круто свернул к востоку. Они шли долго, целый день. Переночевали, не разбирая вещи, – и снова в путь. Всю дорогу Сыч молчал, они тоже ничего не спрашивали, Павел так устал, что ему было не до разговоров. Сашка посматривал на Сыча, но до поры до времени тоже помалкивал – так они договорились еще в Питере, в дороге Сыч командир.
На третий день даже Павлу стало ясно, что Сыч идет без прежней уверенности, он часто останавливался, рассматривал деревья, на берегу ручья разрывал песок и просеивал его между пальцами.
А потом они зашли в болото. До сих пор, вспоминая о том кошмаре, Павел содрогается. Облепленные гнусом, по колено в коричневой, отвратительно пахнущей жиже, они шли и шли за своим проводником, стараясь только ступать след в след. В конце пути у Павла в голове не осталось никаких мыслей – только монотонное чавканье грязи под ногами и гудение мошки.
Они выбрались. Искусанные, помятые, в мокрой и грязной одежде они вышли из болота.
Берег круто уходил вверх, они миновали сопку и услышали журчание воды.
– Вот она, речка. – Впервые Павел увидел, как Сыч улыбается, по задубевшему лицу его, как по камню, внезапно пошли трещины, глаза блеснули.
И все, снова лицо закаменело.