Буря обрушилась на каравеллу, и каравелла ринулась в ее самую гущу. Шквал и судно устремились друг к другу навстречу, словно бросились в рукопашную.
Обе мачты каравеллы перегибались назад, точно пытаясь в испуге отпрянуть от безумствующего ветра.
Однако капитан Манорини хорошо знал свое дело.
Хотя каравелла всецело оказалась во власти яростного вихря, она держалась так, как держится судно при умеренном ветре, стараясь идти только наперерез волне, подставляя нос первому порыву ветра, правый борт – последующим, из-за чего ей удавалось избегать ударов в борта и корму.
При неизменном ветре это не принесло бы никакой пользы, однако ветер стал менять направление.
Откуда-то сверху, с недосягаемой высоты, доносился протяжный мощный гул.
Тяжелое свинцовое небо обхватило каравеллу своими не знающими пощады руками и, наваливаясь на нее, пыталась опрокинуть.
Фьора, вся сжавшись от ужаса, старалась не смотреть в маленькой иллюминатор своей каюты, где была видна только безумствующая за бортом пена. Отсюда, из ее маленького и очень ненадежного убежища, буря казалась ей внутренностью собора, задрапированной траурной материей. Если еще до начала шквала кое-где среди облаков проглядывали просветы, то сейчас мрак сгустился настолько, что невозможно было даже вообразить себе, что сейчас в самом разгаре день.
Над каравеллой как будто вырос давящий каменный свод. Внизу волновалось море, скрывающее под собой страшные неизведанные глубины.
Дождь хлестал с такой силой, что казалось, будто воздух пронизывают маленькие ядра. Обстреливаемая этой картечью, поверхность моря кипела.
Наконец, раздался первый удар грома. Где-то вдалеке сверкнула молния, способная, наверное, в мгновение ока испепелить огромное судно.
Фьора вздрогнула, услышав грохот небесной колесницы и, чтобы не умереть со страху, принялась в уме вспоминать строфы из Библии.
Вначале ей пришла на ум история об Ионе, попавшем в чрев кита. Наверное, это как нельзя лучше соответствовало тому, что творилось вокруг, но отнюдь не успокоило Фьору.
Тогда она принялась вспоминать что-нибудь более светлое. На ум ей пришли строки из «Песни песней»:
Я нарцисс саронский, лилия долин,
Что лилия между тернами,
То возлюбленная моя между девицами,
Что яблони между лесными деревьями,
То возлюбленный мой между юношами.
В тени ее люблю я сидеть
И плоды ее сладки для гортани моей.
Он ввел меня в дом Пира
И знамя его надо мною – любовь.
Подкрепите меня вином,
Освежите меня яблоками,
Ибо я изнемогаю от любви.
Левая рука его у меня под головою,
А правая обнимает меня...
Мысленно прочитав несколько строчек из «Песни песней», Фьора почувствовала, что буря не унимается, а, напротив, усиливается.