– Ах эти свечи! – воскликнула Элеонора, насколько могла живо. – Они завораживают. Я никогда не видела столько – даже в церкви.
Граф поднял бокал в ее сторону.
– Тогда считайте, что это еще один алтарь. Алтарь богини.
Она засмеялась.
– А вы, стало быть, Силен или Юпитер? – спросила она и замахала рукой, предвосхищая ответ. В мифах крылась опасность: там на каждом шагу тебя ожидают амурные похождения. – Прошу прощения, месье, я непозволительно глупа. – Она покачала головой. – Хотя все это очень мило. Никто до сих пор не делал ничего подобного для меня.
Ее глаза остановились на его лице, и она испугалась своих слов.
– То есть… я хотела сказать… Ни у кого раньше я не встречала слуг, достаточно старательных, чтобы сделать такое. У ваших, должно быть, завидное терпение!
Граф пожал плечами.
– Они делают то, что требую я.
– И что вы еще требуете?
Граф посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом.
– Я требую от них выносливости, мадам. Элеонора почувствовала, как жар охватывает ее шею.
– А если у них нет… выносливости, вы их прогоняете?
– Я даю им отдых. – Улыбка заиграла в уголках его чувственного рта. – Мне требуются умелые руки. В противном случае их следует научить. И они должны учиться старательно. – Его взгляд изучающе опустился на дно бокала, где остался последний глоток шампанского. – И еще я требую, чтобы они были искренни.
– С вами? А если они не захотят?
Ей ответило молчание. Ахилл отошел от дерева и направился к буфету. Она услышала бульканье наливаемого шампанского, приглушенное клацанье крышек, поднимаемых с приготовленных блюд, и звяканье серебра о фарфоровые тарелки.
Он стоял к ней спиной, и Элеонора видела слабые тени свечей, колеблющиеся на бархате его куртки.
– А если они не захотят, месье? – громко повторила она. Звуки умолкли. Ахилл повернулся к ней лицом, не отходя от буфета.
– Все, кто предает меня, мадам, погибают. Все.
– И вы не чувствуете никаких угрызений совести, никакого сожаления, когда убиваете?
На мгновение тень горя и печали затуманила его лицо, но она тут же исчезла.
– Долг ради чести не может существовать без душевных мук, – ответил он.
Воцарилось молчание. Через некоторое время он принес ей тарелку с едой, и она пришла в замешательство, обнаружив, что это были ее любимые кушанья. «Как он узнал об этом?»
Она пробормотала слова благодарности и начала механически есть, размышляя над тем, зачем она вовлекла его в разговор о предательстве.
«Хотелось узнать, насколько далеко она может зайти, чтобы он вышел из себя», – сказала она себе. Но в душу закрались сомнения.