– Я знаю все, что знал мой дядя, – просто ответила Фрэнсис.
Чарльз почему-то сразу поверил ей и застонал от досады. Видит бог, он сопротивлялся тому, чтобы его втягивали в эти дела! Он хотел одного – чтобы его оставили в покое…
– Ваша рана опять кровоточит. Вы должны лежать спокойно, – сказала она, нахмурившись, и начала протирать его рану чем-то мягким – очевидно, носовым платком, смоченным в холодной воде.
Чарльз закрыл глаза и отдался ее прикосновениям: все равно пока он больше ничего не мог поделать. Было приятно ощущать ее руки на своей голове, хотя, когда она промывала рану, боль усиливалась.
В углу фургона зашуршали крылья, звякнули колокольчики, и тут он сообразил, что Ориану тоже не оставили в Париже. Чарльз чуть было не расхохотался от абсурдности ситуации: так, значит, не только он и Фрэнсис оказались пленниками испанцев!
– Очень болит голова? – спросила Фрэнсис, склоняясь над ним.
– Она, вероятно, заболит еще сильнее после того, как вы ответите на мой следующий вопрос. Не желая выглядеть черствым, все-таки хочу понять, почему они захватили и меня, если им нужны были вы?
– Видите ли, когда я сказала хозяину постоялого двора, что меня будет искать мужчина, он посмотрел на меня так странно… В общем, я побоялась, что он примет меня за шлюху, и сказала, что ожидаю своего мужа.
– Вашего мужа?!
Она приложила палец к губам, призывая его говорить потише.
– Не надо, чтобы они вас слышали. Я думаю…
Внезапно за стенкой фургона раздался еле слышный голос.
– Фрэнк, ты здесь? – тихо спросили по-французски.
– Кто такой Фрэнк? – Чарльз в недоумении уставился на Фрэнсис.
– Это я. – Она наклонилась и постучала по стенке фургона… – Слава небесам, они знают, где мы!
– Кто это – они?
– Пьер и Луи.
– Французы? Надеюсь, они достаточно крепкие парни и хорошо вооружены?
Фрэнсис улыбнулась.
– О, да, они крепкие ребята, хотя и не мужчины. А оружие им не нужно. Они и так помогут нам бежать.
Предчувствуя недоброе, Чарльз спросил:
– То есть как – не мужчины? Сколько же лет этим двоим?
– Я точно не знаю. – Фрэнсис склонила голову набок, прикидывая. – Быть может, одиннадцать или двенадцать. Но вы не беспокойтесь, – весело сказала она, ободряюще улыбаясь ему в полутьме фургона. – Все будет в порядке.