Девушка продолжала подниматься по склону холма, переходя из тени в свет и опять скрываясь в тень. На опушке леса она остановилась, освещенная потоком солнечного света, и, обернувшись, помахала ему рукой. Луч солнца вспыхнул в ее темных волосах. Птица, сидевшая у нее на руке, привстала и широко расправила свои великолепные крылья.
Странное чувство охватило Чарльза, повергнув его в смятение. Она была слишком прекрасна, слишком независима для его понимания, и это приводило его в ярость.
Она исчезла в густом подлеске, и он, расстроенный своим смятением, повернул назад. «Как же так вышло, что я потерпел поражение от какой-то девчонки?» – с досадой думал Чарльз, сердито хлюпая сапогами по воде. Хуже того, она обвинила его в том, что он промедлил!
«Я могу делать все, что захочу. Могу опаздывать куда угодно, – бормотал он, все еще находясь во власти противоречивых чувств, которые она пробудила в нем. – Но на соколиной охоте я никогда больше медлить не буду».
И, оглянувшись через плечо на рощу, в которой затихал шорох ее шагов, Чарльз дал себе еще одну торжественную клятву: «Никогда больше вы не одержите надо мной верх, таинственная леди с соколом!»
Париж, начало мая
1588 года
– Мадемуазель Морли, мне очень жаль, но я не могу здесь дольше задерживаться. Я должен вернуться к сэру Хэмфри к семи часам.
Фрэнсис очнулась от своих мыслей и взглянула на молодого человека, стоявшего перед ней в прихожей ее парижского дома. Ее бывшего парижского дома.
– Да, конечно, я понимаю. Обещаю, что не задержу вас.
Она встала, разгладила черную траурную юбку, взяла в правую руку плетеную клетку с Орианой, а в левую – сумку со своими вещами и бросила прощальный взгляд на опустевшую гостиную.
Последние девять лет она называла это место своим домом и любила в нем каждый уголок – просторный холл с витой лестницей наверх, гостиную, которую украшал выложенный розовым мрамором камин… Сколько дивных вечеров провела она в этой гостиной, играя в карты или просто беседуя с друзьями ее дяди!
Теперь все изменилось: над этим домом витала зловещая тень. У Фрэнсис сжалось сердце при мысли о том, что ей, возможно, придется провести здесь ночь в одиночестве. Вся прислуга ушла, инстинкт подсказывал Фрэнсис, что и ей лучше уйти из этого дома как можно скорее.
Слезы навернулись у нее на глаза, когда она оглядывала знакомые покои, в которых они с дядей жили с тех пор, как ее отец умер три года назад. Теперь жестокая судьба украла у нее последнего близкого человека…
Если бы только она могла повернуть время вспять, услышать еще разок веселый голос дяди, увидеть его улыбающееся лицо… Тоска болью сжала ее сердце. Ей не дано повернуть время вспять, как не дано было и спасти дядю от смерти.