Нелли еле удержала в груди крик: через мгновение Филипп бессильно рухнул обратно в кресло.
— Что-то я… нынче без сил… Ноги не держат… Неужто солнце ударило?
Звонки отчаянно звенели в глубине дома к великому интересу Платона, махавшего обеими ручками вослед каждой трели.
— Роман… Им толковать дольше… Беги-ко быстро за Парашею, скажи, дядя твой приболел!
— Не тревожься, Лена, я скоро! — скользнувши по комнате быстрым взглядом, мальчик скрылся в дверях.
— Что за страх ребяческой? — слабо улыбнулся Роскоф. — Экая невидаль удар солнечный. Наверное, Нелли, это я на солнце перегрелся, вот теперь и в глазах темно.
— Темно в глазах? — Лоб мужа казался обжигающе холодным. Не доверяясь ладони, Нелли коснулась его губами.
— У всех темно… кто на солнце долго был… Так что и книги ты зряшно обвинила, мой друг.
Нелли убить была готова за бестолковость лакеев, неуклюже поддерживающих Филиппа по дороге в спальню. Казалось, минул битый час, прежде, чем оказался он на постеле, освобожден от сюртука и тесной жилетки.
— Все тёмно, Филипп?
— Да… Вроде как сумерки вокруг тебя, Нелли.
Но разве при ударе солнечном не должно быть жара? Жар должен быть, наверное должен! А лоб холодный… и персты еще хладней… Нет, то не солнце. Но что же тогда?
Камердин Данила, молодой парень, меньше году как взятый в господский дом, раз другой шмыгнул было носом, стягивая туфли с ног своего господина. Однако ж зареветь в голос не посмел, чуя, что надобно бояться Нелли.
— Касатка, что стряслось с Филипп Антонычем?
Нелли вздохнула с невольным облегчением.
Параша, еще запыхавшаяся от бега, опустилась около кровати — Данила еле успел отскочить в сторону.
— Да много шуму из ничего… Прасковия, — Филипп даже не приподнял головы.
Покуда подруга уверенно щупала биенье жизненной жилы, водила рукою перед глазами Филипп и заглядывала ему в лицо, Нелли потихоньку успокаивалась. Не может ничего худого случиться в этой спальне, светлой из-за стеклянных окон до самого полу, где на украшенной слоновой костью и веселыми золотыми завитушками кровати появился на свет малютка Платон. Да и худая полоса в жизни кончилась, кончилась наверное, разве не о том она сегодни думала?
— Парашка, а Роман-то где, не побежал один на болото?
— Да нет, кого-то догонять вздумал, — отозвалась та, озабоченно ощупывая чело больного. — Эй, малый, а ну-ка в мою горенку, чтоб одна нога здесь, другая там! На подоконнице белая коробушка из бересты.
— Давай, Данилка, вишь, Прасковия власть в руки забрала. Сейчас всем на орехи будет… — Филипп говорил весело, но как-то очень тихо.