Она богата, а значит, долго в их городке не задержится. Что ж, это даже хорошо. Пока она рядом, ему не знать покоя. Почему? Он и сам не знал. Не смог бы объяснить ни себе, ни Мэгги, ни Роуз – единственным женщинам, которых он действительно любил, которые заменили ему мать и сестру, потерянных давным-давно, в почти забытом уже сейчас детстве… Не смог бы объяснить он это даже своему самому лучшему, самому верному другу Вили Моссу. А если бы и смог, то не захотел бы.
Бен был неглупым человеком и отлично понимал, что со стороны все это чертовски смахивало на влюбленность. Господи, какая ерунда!
Быстро дожевав остатки жесткого бифштекса, он шумно отодвинул тарелку и встал.
– Мне пора вернуться к колесу, иначе мы никогда отсюда не уедем. Рад был увидеть вас отдохнувшей и окрепшей, мэм, и мне искренне жаль, что судьба обошлась с вами так сурово. Думаю, шериф Мун не станет долго рассусоливать и живо набросит на этих бешеных собак пеньковые ошейники. Но прежде ему надо позаботиться о трупах, пока… – Он вовремя прикусил язык: девушке совершенно незачем знать, как обычно поступали с мертвецами степные волки.
– Меня зовут Десса, – сказала она, благодарно улыбнувшись ему в ответ.
Ее сухие губы потрескались, нежная кожа на лбу и щеках была исцарапана и обожжена солнцем, и все же Бену показалось, что ничего более прекрасного он никогда еще не видел. Эта улыбка, эти глаза… И имя, подобное ласковому дуновению ветерка, – Десса…
Он пулей вылетел из хижины, словно за ним гнались те самые голодные волки, о которых он не захотел ей рассказывать.
– Ну вот, пожалуйста! – усмехнулся Вили. – Я же говорил, что с воспитанием у него не все в порядке. Вы уж простите его. Впрочем, все это довольно странно. Я знаю Бена много лет, но впервые вижу его таким… хм… неловким. И что бы это могло означать? – Он снова усмехнулся и, хитро прищурив свои выцветшие от времени глаза, сосредоточился на кружке с кофе.
Десса тщетно пыталась проткнуть вилкой неаппетитный темно-коричневый кусок у себя в тарелке, больше всего напоминавший сухарь и вызывавший в ней любые чувства, кроме од-ного – съесть его. Ей вообще последнее время сильно не везло с пищей. В поезде кормили едва ли лучше, чем во время остановок почтового дилижанса, когда все «угощения» казались пресными и убогими. Ее желудок сводило от голода, но утолить его чем попало удавалось плохо: девушка стосковалась по нормальным, искусно приготовленным блюдам вроде высокого пышного омлета с сыром и кусочками копченой ветчины. Она от души надеялась, что в Виргиния-Сити найдется хоть один приличный ресторан. А еще она страстно мечтала о горячей ванне, чистых простынях и мягкой пуховой перине.