– Так я могу сесть?
Сидевшая перед Дессой женщина обернулась и бросила на них быстрый возмущенный взгляд.
– Садитесь, – вздохнула девушка, – и ведите себя тихо.
Он опустился рядом с ней, закинул ногу на ногу и нахлобучил на колено шляпу. В следующее мгновение его губы чуть коснулись ее уха:
– Обещаю, мэм, и спасибо, что подсказали, как мне следует себя вести.
Десса с трудом выдавила улыбку.
У Бена голова шла кругом. Господи, что он тут делает? Да, он решил как можно чаще попадаться ей на глаза, но не посмел признаться в этом даже Роуз. Почему? Что его остановило? Быть может, старый добрый здравый смысл, говоривший… нет, оравший, что ему следует держаться как можно дальше от Дессы Фоллон, бежать от нее, как может бежать только облитый с головы до ног керосином человек, за которым гонится толпа со спичками. И что же он сделал вместо этого? Пришел сюда разыгрывать из себя паиньку, унижаться, заискивать, и ради чего? Чтобы она хоть раз посмотрела на него ласково. Больше всего он напоминал сам себе кота, который особенно настырно лезет к тем, кто не хочет его приласкать.
Впрочем, Рози права: к чему вечно разрываться между разумом и сердцем? Выяснить все напрямик – и дело с концом. Роуз никогда не давала плохих советов, многие приходили к ней за помощью, и никто еще не пожалел об этом.
Но как, черт возьми, это сделать? Он никогда еще не ухаживал за женщинами, особенно за такими. Как бы не оттолкнуть ее случайным словом или жестом. Как дать понять, что он не идет напролом ради пары минут блаженства, а что просто не может больше жить без нее? Как заставить ее лучистые зеленые глаза вспыхнуть не ненавистью, а любовью?..
Никогда еще Десса не чувствовала так остро, что сидит рядом с мужчиной. Это выражалось во всем: в странном, дразнящем аромате, сочетавшем запахи мыла для бритья, кожаной упряжи и другие, названия которым она не знала, в особом, чувственном тепле его тела, в самой его могучей фигуре, дышащей силой… И никогда еще она не испытывала такой необычной дрожи во всем теле, приятно отдававшейся в висках, пальцах и спине; в ней было что-то сладостное, манящее, обещающее…
Десса так и не услышала ни слова из всей вдохновенной проповеди преподобного Блейра. Когда в завершение службы прихожане дружно спели соответствующий псалом, Бен встал, пропустил ее в проход перед собой и пошел рядом, поддерживая под локоть, словно они были женаты или, как минимум, помолвлены.
После полумрака церкви ясный солнечный день казался особенно радостным. Бен не торопился отпускать ее локоть, и Десса удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Они стояли, не замечая никого вокруг, глядя друг другу в глаза, проникая все глубже и глубже в душу друг друга… Очарование момента было нарушено появлением нескольких молодых супружеских пар: женщины, которых Десса видела мельком на похоронах, подходили к ней, чтобы представить своих мужей. Снова зазвучали сочувственные фразы, соболезнования по поводу безвременной кончины ее родителей. С Беном все держались дружески: по всему было видно, что здесь его любят.