Патриция обратила внимание на то, что Мигель больше не улыбался.
– А вы не любите боя быков, мистер Кардига? – поинтересовалась она.
– У меня к нему сложное отношение. Он позволяет сохранить высокое и чистое искусство выездки у нас в Португалии, это, конечно, так. Но все равно – это кровавая забава.
– Отец, прошу тебя! Не будем начинать все с начала! Однако Пауло оставил реплику сына без внимания. Он в упор посмотрел на Патрицию.
– А вы как к этому относитесь?
– Я никогда не была на корриде и мне бы не хотелось там оказаться.
– Вот как! Значит, вы тоже не любите боя быков! Вот и объясните это моему сыну.
– Хватит об этом! Мигель был явно рассержен.
Но Пауло было не так-то просто сбить с мысли.
– Видите, Патриция, как он со мной разговаривает. У него нет никакого уважения к собственному отцу… Уверен, что вы к своему отцу относитесь куда лучше.
– Моего отца нет в живых, – ответила Патриция.
– Ах, выражаю вам глубочайшие соболезнования. Вы, должно быть, тоскуете по нему.
– Да, очень.
– Вы его любили.
Последняя фраза прозвучала утверждением, а не вопросом.
Патриция кивнула.
Пауло несколько смешался и отвел глаза в сторону.
– Как это печально – терять того, кого любишь, – задумчиво произнес он.
Патриция посмотрела в ту же сторону, что и он, ожидая увидеть на стене портрет его покойной супруги, – но в ужасе обнаружила, что Пауло смотрит на чучело лошадиной головы, повешенное на стену.
– О Господи, – невольно пробормотала она.
– Это Аманта, – пояснил Мигель. – Отец ее любил больше всего на свете.
– Да, вздохнул Пауло, – я любил эту лошадь. – На лице у него промелькнуло выражение подлинного счастья. – И она тоже любила меня. Я был просто не в силах расстаться с нею. Этот столик держится на ее ногах…
Патриция с изумлением увидела, как он гладит одну из лошадиных ног, на которые была водружена деревянная столешница. А он уже показывал ей темное покрывало, раскинутое на постели.
– Когда я просыпаюсь по утрам, мои ноги прикасаются к ее шкуре.
Патриция утратила дар речи.
– Разумеется, – продолжил Пауло, – на свете есть множество прекрасных женщин. Но по-настоящему любишь все равно только одну! – Он бросил взгляд на Мигеля. – Аманта была белым облаком… – Его голос опять налился силой. – Когда я сидел на ней верхом, я казался себе богом!
Патриция в душе нашла все это чересчур причудливым, но ей до сих пор не доводилось слышать, чтобы человек говорил о лошади с таким благоговением.
И вдруг лицо Пауло стало пепельно-серым, а рука скрючилась и затряслась, шаря по столу.
– Отец, – твердо сказал Мигель, – сейчас тебе нужно лечь и поспать, и пусть тебе приснится Аманта. А Патриции надо освежиться после утомительного путешествия.