Мама была на седьмом небе от радости и даже приготовила по этому случаю праздничный ужин. Кроме того, она для нас с Тути тоже припасла важное известие. Мы заставили Тути сунуть ладошки под попу и прикусить язык, чтобы хоть минутку она посидела спокойно. Ее пригласили спеть на церковном празднике, и всю неделю она целыми днями кривлялась перед зеркалом со щеткой для волос вместо микрофона, завывая на все лады. А мама хотела, чтобы мы внимательно ее выслушали. Сообщение было важное. Наконец Тути угомонилась. Мама встала и торжественно сказала:
– Ваш брат Лерой возвращается с Ямайки. Домой. Он будет жить с нами.
Наверное, в ту ночь я должна была увидеть прекрасный сон: как меня награждают венцом королевы, победительницы конкурса «Девушка года». Но приснилось мне совсем другое: как будто мы приехали в аэропорт встречать Лероя… а из самолета выскакивает настоящий черт с рогами.
Мне никогда не забыть первого появления Эми Ла Мар на подиуме. Финал конкурса на звание девушки года проходил в лондонском отеле «Хилтон» – в большом зале с окнами на Гайд-парк. Конкурс организовывало мое родное агентство «Этуаль», и меня пригласили в жюри. Минут десять понадобилось, чтобы пробиться через толпу в холл, где уже поджидали телевизионщики.
– Эй, Лебедь, как дела? – крикнул один репортер.
– Спасибо, отлично. А как ты, Джой? – Некоторых журналистов я знаю по имени, и всегда бывает приятно увидеть в толпе знакомые лица.
– С возвращением на родину, Лебедь! – А вот этого вижу впервые. – Почему бы тебе не остаться у нас насовсем?
Провокационный вопрос. Все знают, что в Америке модели зарабатывают гораздо больше, чем в Англии. Но я патриотка, и не стану лишний раз напоминать об этом.
– Когда-нибудь, может, и останусь. – Будем надеяться, мой ответ не прозвучал слишком уклончиво.
– С мамой-папой повидаешься?
Еще один каверзный вопрос, хотя никто и не подозревает, как тяжко мне на него отвечать. Сослаться на нехватку времени – какая же я после этого любящая дочь? Но и правду сказать не могу. После появления Гарри мне стало трудно встречаться и разговаривать с родителями. Они так и не оправились после гибели Венеции и по-прежнему живут прошлым, а в возвращение Гарри уже не верят. Каждый раз, когда мы видимся, мне страшно хочется рассказать им, что он жив. Но это невозможно. Я дала Гарри слово. Он не хочет возвращаться домой, пока с него не сняты подозрения. К тому же я понятия не имею, где он сейчас находится. В нашу последнюю встречу, когда я передала ему деньги и мы попали в кадр Демону, он обещал вскоре связаться со мной, но за все эти годы так ни разу и не объявился. Я уже сама начала беспокоиться. А встречи с родителями превратились для меня в настоящий кошмар. Не потому, что я не рада их видеть. Просто они уверены, что только я у них и осталась; они отчаянно цепляются за меня, как за последнюю надежду…И это невыносимо. Вот почему я стараюсь пореже выезжать из Нью-Йорка. Так спокойнее. Я ненавижу лгать. Раньше мне приходилось лгать родителям, что я ничего не знаю про Гарри, а теперь, когда они говорят о нем, как о покойном, я тоже чувствую болезненные уколы сомнений: а вдруг это правда? И снова приходится притворяться, – мол, все в порядке, конечно, он жив. Мучительные мысли – особенно если они приходят в голову, когда надо улыбаться журналистам и казаться беззаботной.