– Ничего так получилось, – сладко потянулся Логмир. – Неплохая гимнастика с утра…
– Единый Дух, спаси и сохрани!.. – в ужасе возопил трактирщик Фоллихани, поднявшийся на шум. – Какой ужас, зеньор, что же вы наделали?!
– Да ну, чего я-то… – скромно потупился Логмир. – На кой хаб лезли-то, спрашивается? Я бы их первым не трогал, мамой клянусь!
– Но они мертвы, они все мертвы!!! – заревел раненым уррогом Фоллихани. – Что же мне теперь делать?!
– Что делать, что делать… Похорони их. А то вонять начнут.
Моав Ехидна зевнула, закрываясь ладонью от бьющего в глаза солнца. Опять не удалось как следует выспаться – ночью привели очередного заключенного, а тот оказался до жути шумным. Распевал песни, горланил что-то на дикой смеси рокушского и альберийского…
Хорошо хоть, под утро утихомирился. Теперь наконец-то можно вздремнуть – все равно больше заняться нечем.
В дверях зазвенели ключи. Пожилой капрал внес поднос и добродушно пробасил:
– Ваш завтрак, зеньора колдунья. Яйцо с двойным желтком, гляньте-ка!..
– Спасибо, Манрыкан, – приветливо улыбнулась тюремщику Моав.
Учитывая заслуги перед короной, камеру ей предоставили весьма комфортабельную. Кормят тоже очень неплохо. Но выпускать пока что и не думают. Снятие ошейника тоже не обсуждается. Как бы там ни обернулось, она по-прежнему пленная серая колдунья, оранжевый плащ.
Вот когда война закончится – тогда и решат, что с ней делать.
– Что это за соседа вы мне подсадили, Манрыкан? – вежливо спросила Моав.
– Шумел?.. – сочувственно почесал в затылке капрал. – Ну, если меня спросить, этот у нас долго не задержится…
– Почему? Он разве не политический?
– Политический, потому и здесь. Вроде бы короля прилюдно поносил, да еще королевскую статую, звиняйте за выражение, обосцал. Только если меня спросить, этого парня в клинику надо, а не к нам.
– Да, шумит он сильно… – согласилась Моав.
– Не иначе скоро переведут, – сказал Манрыкан. – Еще и покалечен бедолага – ступня от лодыжки деревянная, пол-уха в драке откусили…
Моав Ехидна рассеянно покивала. Дверь закрылась, и колдунья осталась наедине со своим завтраком. Омлет из двух яиц, свежая ветчина, еще теплый хлеб… Даже и не скажешь, что в тюрьме.
Минуточку… Деревянная ступня?.. Пол-уха и деревянная ступня?.. Почему ей это кажется таким знакомым?..
Вилка замерла в воздухе. Моав резко вскочила и забарабанила в дверь.
– Манрыкан!!! – истошно вопила она. – Кто-нибудь!!! Откройте, откройте, выпустите!..
Сзади послышался слабый смешок.
– Выпустите… меня… – прошептала Моав, поворачиваясь к звуку.
На стене засветилось белое пятно. И из этого пятна высунулся низенький, необычайно бледный человечек.