— А я только на половину танкист, а на другую разведчик, — балагурил Харитон. — А у нас в разведке разговоров нет: все знаками объясняются. — И он снова попытался облапить девушку, уже крепче и настойчивее.
— Старшина! — окликнул его Гурехин.
— Обождите, мадам, я к командованию за подкреплением сбегаю, а потом напишу вам шухарнуе письмо в стихах, если вы человеческого обращения не понимаете.
Харитон вразвалку подошел к Гурехину и вдруг, просветлев лицом, выпалил:
— Товарищ капитан, у меня шухарная мысль! — еще раз козырнул Харитон модным словечком. — В самоходке шесть мест?
— Шесть, — кивнул Гурехин. — И что с того?
— А то, что мы с собой можем еще одну боевую единицу прихватить!
— А она согласна, эта единица?
— Давно согласна, только с виду ерепенится. А как танк водит — закачаешься!
— Ну, действуйте, старшина, — усмехнулся Гурехин.
Той же ночью самоходка перешла линию фронта и уверенно двинулась в тыл двенадцатой армии. Самоходку вел Харитон, Женька умостилась рядом с водителем. Гудел и покряхтывал мотор, и с непривычки у Гурехина подрагивало нутро и стучали зубы. В горячих, темных недрах самоходки он не видел лиц, но всею кожей с ожившими «мурашками» чуял рядом Нихиля. Так однажды в бараке он всю ночь терпел сладкий, въедливый запах мертвеца, опочившего на нижней шконке. От соседства Нихиля дыханье мельчало и сбивалось и тонкая отрава проникала в мозг, словно Нихиль был не существом из плоти и крови, а куском космической тьмы.
Вдали, судя по трассерам, уже маячили позиции немцев и ровное движение по шоссе оборвалось. Самоходка съехала на обочину и попыталась пройти лесом по вязкой прошлогодней колее.
— Здесь у них брешь, — объяснял Харитон, — если через этот лесок махнуть, то попадем напрямки к Берлину, только нам туда не надо, нам повертка на Магдебург нужна!
Но то ли указатель был сбит, то ли его проскочили на скорости еще в ночной темноте, но повертку Харитон прозевал. Солнце неумолимо катилось в зенит, а они все еще колесили по тылам, скармливая самоходке последние глотки бензина. В полдень заблудившаяся самоходка вырулила прямиком в тыл немецкой обороны, и до позиций было еще далеко.
У дороги дымил головешками разбомбленный хутор. Харитон остановил самоходку у добротного каменного колодца с почти русским деревянным «журавлем». Гурехин поднял воду, и все по очереди наполнили алюминиевые фляги. По надобности Женька заскочила за сарай.
Харитон уже завел мотор, когда откуда-то со стороны завопила Женька:
— Ай! Мамочки мои!!!
Беспомощно оглянувшись на самоходку, Гурехин бросился на крик и едва не споткнулся о развороченную стену сарая. Поодаль, схватившись за живот, корчилась Женька, ее неудержимо рвало.