Алексей Петрович.
Прошло чуть больше недели с тех пор, как я вышел в ночной тамбур, полюбоваться сверкающими молниями и оказался в совершенно другом теле, в другом времени. Волей Судьбы, а может и еще какого непонятного мне рока, я узнал много нового для себя в частности и о том, положении в котором оказался.
Не ожидая подвоха от самого себя, уверился, что все случившееся со мной это игра разболевшейся головы и плохого самочувствия, от удушающей жары, которая частенько наступает утром после летней грозы. Увериться то я может и смог, да вот беда, проснулся явно не в себе, хм каламбур получается, да и только, но это действительно так и есть, но все по порядку…
…"Приснится же под утро, бред больной фантазии с примесью мистики и еще дюжины «еретических» идей,– подумал я просыпаясь».
Легкий озноб и саднящее горло напомнили мне о том, что прогулка по ночному тамбуру не такая и замечательная идея, как показалось мне в начале. Вот только какая-то непонятная тревога потихоньку начала колокольчиком звенеть в моей душе, не давая успокоиться.
«Да что такое то?– не выдержал я, спрашивая сам себя, словно ответ мог прийти в любую секунду, да вот беда, его не было».
Прощупав руками свое ложе, почему-то сильно отличающееся от купейной кроватки, причем не только по своим габаритам, но и мягкости, я почувствовал, как на лбу выступили капельки пота, вот только явно не оттого, что мне было жарко. Стараясь сбросить непонятное наваждение, протер подушечками пальцев глаза. Боясь их открыть, пару секунд ровно дышал, так, словно пробежал пару километров и только после этой мимолетной слабости открыл веки, впуская рассветные блики солнца.
За большим окном поднималась заря, приятно освещая все вокруг розовыми тонами. Бросив мимолетный взгляд на раму окна, я удивленно замер, рассматривая, как возле краев стекла переплетаются созданные морозом узоры, причудливо соединяющие в себе красоту хаоса и природное изящество.
«Какие могут быть морозные узоры в июле?!– тяжелым набатом ударила мысль в моей голове, разбивая шаткие потуги разума обрести целостность».
Но к моей вещей радости, даже такая ошеломляющая весть не бросила меня в омут безумия, наоборот это воспринялось как данность. Решив, что хуже быть не может, я бросил взгляд вокруг себя и остолбенел, увидев, что я нахожусь в огромной комнате, с таким старинным интерьером, что впору диву даваться. Картины, гобелены, мебель,… все это не укладывалось в моем понимании, словно чужое и не нужное убранство неотвратимо отрезало мое прошлое от меня самого, навсегда лишая оного.