Слишком длинный казацкий чуб Маслаченко то и дело выбирался из-за левого уха, куда был картинно закинут, и падал в рюмку с коньяком. Маслаченко обсасывал его кончик и отправлял на место.
– А подрезать слабо? – спросил Филатов. – Давай саблей обрубим.
– Нельзя – некрасиво будет.
Филатов не сказал бы, что и сейчас, необрезанный, он был больно красив. Такой себе рыжеватый чуб с проседью, не бог весть что. Похож на старую малярную кисть, выцветшую на солнце, только очень длинную. «Интересно, – подумал он, хмелея, – где находится парикмахерская, в которой выстригают такие чубы? Не сделать ли и себе на дорогу? То-то дома удивились бы».
Официантки, играя отведенную им роль, называли Маслаченко «паном сотником», а Филатова – «паном добродием», против чего тот не возражал – он всегда стремился делать добрые дела. Правда, иногда это не получалось по не зависящим от него обстоятельствам. Время от времени Филатов подначивал Маслаченко тем, что вспоминал шутки про украинский язык.
– Переведи на украинский, – предложил он, – это из «Евгения Онегина»: «Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо просвистит она?»
Тот достал чуб из коньяка и задумался.
– Не думай. Правильный перевод будет такой: «Чы гепнусь я, дрючком пропертый, чы мимо прошмыгнет его».
– Это неправильно, – запротестовал Маслаченко.
– Зато смешно.
– Не вижу ничего смешного.
– Забудь. А вот еще: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
– Пролетари всих краин, еднайтесь! – старательно соорудил фразу Маслаченко.
– Нет: «Голодранцы, гоп до кучи!»
Этот перевод его рассмешил.
– А как будет по-украински команда: «В ружье!»?
Маслаченко задумался.
– В рушныцю? – неуверенно предположил он.
– Нет: «Железяку на пузяку – гоп!»
Разговор перекинулся на украинцев, живущих в России.
– Их десять миллионов, – сказал Филатов. – Ваши люди в нашем тылу.
– Они уже не наши, – заявил Маслаченко.
– А чьи же? – удивился Филатов.
– Ваши. Хочешь, расскажу притчу?
– Давай.
– Так вот. Это было на самом деле и описано историками. Гетман Сагайдачный однажды предпринял поход на Крым и вызволил пленных казаков. Около пяти тысяч. На обратном пути они стали проситься: «Отпусти нас, пан гетман. У нас там жены и дети. Мы уже и веру татарскую приняли». Он подумал и отпустил. Без оружия, конечно. А потом послал вдогонку отряд молодых казаков, и те всех вырезали.
Повисла тишина.
– Почему молодых? – спросил Филатов.
– Так легче – те их не знали, вместе в походы не ходили. Рука не дрогнет. Ничего личного, как говорится.
– Жестоко.
– А что делать? Они теперь враги – пойдут в набег с татарами.