– Но безоружные же!
– Зато без потерь. Это я к тому, что настоящие украинцы – это те, которые живут на территории Украины. Все остальные таковыми могут считаться только условно.
– Не любишь ты русских, – сказал Филатов.
– А за что их любить? Вы же нас тоже не любите.
– Да мы и не думаем об этом – своих проблем хватает.
Маслаченко скептически хмыкнул, не поверил.
Теперь Филатов понял, что ему не понравилось в украинских новостях – каждым вторым словом в них было «Россия», выделяемое и произносимое с хорошо поставленной пренебрежительной интонацией. Дикторы исподволь внушали телезрителям мысль, что Россия виновата в том, что было, есть и будет. Раздробленное украинское общество пытались сплотить на нелюбви к России. Старый, всем известный фокус, но работал до сих пор.
– А ты Джульетту знаешь? – спросил Филатов, чтобы сменить тему.
– Певицу? Знаю.
– Познакомишь?
– Что, понравилась?
– Это для дела.
– Ну, если для дела – то да. Хотя и у нас «для дела» кое-что имеется.
Он сделал знак, и официантки вдруг оказались за столом. Галя возле Маслаченко, а Таня возле Филатова. Они смущались и краснели почти натурально.
– А почему они называют тебя сотником? – спросил Филатов.
– Это я так велел. Вообще-то я казацкий генерал. Но у себя на хуторе – сотник.
– Хутор твой?
– Оформлен на меня. Восемь гектаров.
– А на деле?
Маслаченко не ответил. То ли Галя его отвлекла, то ли он сам на нее отвлекся.
– Давайте выпьем за озеро, – вдруг предложил он.
– Какое озеро? – не понял Филатов.
– Ты пей, я потом объясню.
– Нет, я так не могу.
– Ладно, это старый бандеровский тост, – брякнул тот, – за озеро, которое будет на месте Москвы.
– Вы все тут больные! – возмутился Филатов и поставил свою рюмку.
– Это шутка! – засмеялся Маслаченко.
– Хреновые шутки!
– Тогда за дам!
За дам выпили. И еще раз выпили. Разговор перекинулся на фривольные темы.
Застолье затянулось. Маслаченко уговорил Филатова заночевать на хуторе.
– Когда еще тебе выпадет возможность провести ночь в казацкой хате под соломенной крышей?
Они с Галей расположились в одной горнице, Филатов с Таней – в другой. На улице, как в глухой деревне, стояла кромешная тьма, где-то заходились лаем собаки. «А ведь мы всего лишь в семи километрах от Крещатика, – подумал Филатов, засыпая под теплым боком у Тани. – Киев – город контрастов». Ощущение глубокой провинции на задворках цивилизации усилилось.
Удобств в хате сотника не оказалось, и Филатову, проклиная историческую достоверность заповедника, пришлось ночью выходить на улицу. Присвечивая себе мобильным телефоном, он нашел соломенный нужник за домом. Но заходить в него не решился и пристроился рядом.