Захаров, все так же пуча глаза, сделал армейский уставной поворот и, печатая шаг, взбивая пыль, направился ко второй машине.
Меня знобило. Я стал застегивать пальто.
- Он в кабине поместится? - спросила мама.
- Поместится, - буркнул Сидоров, - вали... вперед.
Вжав голову в плечи, силясь унять дрожь, я пошел к кабине. Я забрался в просторное, уютное, точно квартира, со стеклом во всю стену, помещение кабины. Я опустился на сидение рядом с шофером. Стало жарко, душно... Я опустил голову в подставленные ладони, вцепился в волосы.
Вскоре в кабину забрались Сидоров и мама.
Я закрыл глаза.
Я услышал биение крови в висках.
Голова делалась широкой, казалось, будто кровь, бьющаяся под кожей, готова разорвать кожу, хлынуть наружу. Весь мир был заполнен, забит биением этой подкожной крови.
Мир был красен и делал мне больно.
Мир был тесен и извне стискивал мне ребра, а изнутри рвался кровью.
Издалека доносились голоса мамы и Сидорова.
- Да, я уж там до утра. Куда на поверхность, если драконовым ходом, то к магистрали, а там на 63-м - очень удобно, до самой моей лаборатории.
- Как вы догадались, что он к драконову ходу рванет?
- О господи, Сидоров, да трудно было не догадаться - куда же ему еще-то? Не по обычному же маршруту?
Я открыл глаза.
Я глядел на дорогу, льющуюся под колеса автомобиля.
Дорога была гола - или ее раздевал свет фар?
Машина остановилась. Шофер поглядел на Сидорова.
- Начальник, - спросил шофер, - сам пойдешь?
Сидоров пожевал губами, скосил глаза на маму.
- Да, - наконец выговорил он, - пожалуй, надо самому.
- Сходите, конечно, - безмятежно предложила мама, - и заодно, - она нагнулась, чтобы порыться в сумке ("Ага, - безучастно подумал я, - значит, мама взяла рабочую сумку, значит, до вечера будет в лаборатории...Так она же о том и говорила Сидорову... Да, конечно... Постой, царевич, наконец... Постой... постой, маму надо слушаться, маму...") и извлекла трепаную книжечку вместе с новеньким хрустящим пропуском, - наши пропуска - его и мой, если возникнут сложности... Все же "Старая пещера", драконов ход...
Сидоров вздохнул:
- Давайте пропуска.
Он отомкнул дверь, спрыгнул в зябкую темноту ночи, где чуть вздрагивали попавшие в полосу света ветки убогих кустов, и пошел к будочке деревенского, едва ли не сортирного вида, скупо освещенной древним фонарем в железной решетке на деревянном столбе.
Сидоров постучал в дверь будки.
Я смотрел прямо перед собой, туда, где Сидоров втолковывал что-то солдатику, появившемуся на крыльце будки, показывал на машины, тыкал пальцем в наручные часы, в землю, потом развернул какую-то бумагу, потом достал наши пропуска (так, значит, мама сделала мне пропуск в подземные переходы? Об этом, кажется, и отец не знал)...