И вот приходит ко мне муж, смотрит с тревогой и говорит:
– Птичка, давай врача вызовем?
– Не приедет, у меня страхового полиса нет.
– Надо сделать, когда поправишься.
– Конечно, по-хорошему мне бы надо дня на три к родителям поехать и заняться полисом и паспортом.
– Вот я после пятого из Москвы уеду, ты и поезжай.
Я криво и мучительно улыбаюсь – поди, не выживу, зачем мертвому полис?
– Только смотри, именно к родителям, а то я тебя знаю, твои брюнеты только и ждут…
У меня даже нет сил смеяться. Я три дня не мыта, пахну смертным потом, даже кошкам противно, опухла вся – нет, ну какие брюнеты могут меня ждать, бригада таджиков-могильщиков?
«Я тебя, – говорит, – знаю». Меня – да, но вряд ли я найду еще одного такого извращенца, чтобы с ним изменять этому.
Хотя потом, когда я отмылась и чуть поздоровела, мысли всякие появились. Как сейчас помню, он тащил меня за ногу к краю кровати, а я вдруг (видимо, от общей слабости тела и усиления духа) впала в размышления:
«Как здорово, что меня еще можно таскать за ногу, сгибать в разные стороны и завязывать в узлы. Как хорошо, что даже с учетом пяти лишних килограммов, я еще неплохо смотрюсь голой, особенно в рассеянном предутреннем свете, серебряная вся такая. Но уже не долго осталось – годам к пятидесяти я точно заматерею. И чего, спрашивается, я, вместо того чтобы до упаду развлекаться спортом, сексом, танцами и пешими прогулками, занимаюсь сейчас всякими стариковскими вещами – пишу да читаю? Не, ну, не в данный момент, а вообще? Чего ни оргий, ни буйств, потом ведь жалеть буду?»
Тут он меня дотащил и отвлек телесно, так что ответа я не нашла.
Поэтому утром проснулась грустная. Прошлепала на кухню, он как раз посуду мыл, а я спрашиваю:
– Как ты думаешь, я в гробу красивая лежать буду? – Не знаю даже, как лучше: прилично бы выглядеть хорошо, но для смерти оставлять красоту жалко, лучше ее при жизни всю использовать.
– Нет, – твердо ответил он, – в гробу ты будешь очень некрасивая, не думай даже. Красивая ты живая.
Ну, не знаю. Пошла обратно в постель, грустно все как-то.
Охотник испугался и деньги заплатил,
А сам тропой обратной домою поспешил.
Вот он домой вернулся и двери отворил,
А там жена-злодейка целуется с другим.
Короче, он их застрелил, а потом себя.
(Конец песни про охотника)