* * *
Она захлопнула ноутбук. Нелегко признаваться себе в том, что ты постоянно ошибаешься в людях, что ты – близорукая, глупая, доверчивая и живущая по каким-то своим, дурацким законам особа. Что тебя обмануть так же легко, как только что народившегося щенка, который во всем видит лишь интересное, смешное, радостное. Но ты такая, какая есть, и что теперь делать? Одно радует: то, что произошло с тобой, – просто недоразумение, тебя с кем-то спутали. Видимо, так должно было случиться, чтобы это несчастье помогло тебе понять, с каким человеком ты собиралась связать свою жизнь. Так спланировали на небесах, чтобы ты по дурости своей, по деликатности не посмела обратиться за помощью к мужчине, которого ты идеализировала до болезненности, до ненормальности, оставив его надолго одного. А как еще можно было расстаться? Просто уехать? Нет, нужна была, очевидно, какая-то существенная причина, заставившая вас расстаться. Ты плакала, закусив и без того истерзанные губы и давясь слезами в клинике доктора Русакова, в то время, как он, твой возлюбленный, переживал за тебя сначала в одиночестве, а потом и в обществе твоей лучшей (во всяком случае, ставшей такой) подруги. И подруга не растерялась. Или Бессонов проявил инициативу и общее несчастье сблизило их? Как ловко жизнь сыграла с вами троими шутку! Когда порезали тебя, ты не посмела обратиться к Дмитрию, не могла показаться перед ним в таком виде, с разорванным ртом. Когда же (и ты узнала об этом последняя и, главное, поздно!) твоей лучшей подруге… Нет, сейчас нельзя вспоминать это. А тем более признаваться в своих ошибках. Что было, как говорится, того не вернешь. И это электронное письмо, эта попытка еще одной подруги, только теперь уже подруги по несчастью, как-то облегчить твои страдания и рассказать о том, что она видела твоего любимого мужчину с твоей лучшей подругой, но что он выглядел несчастным, – это ли не садизм в чистом виде? Зачем вообще вспоминать его? Он сделал свой выбор. Он – дизайнер, он рисует, а затем воплощает в жизнь. Но здесь и рисовать-то не пришлось. Достаточно было взять за руку и отвести от окна женщину, чей рассудок находился на грани помешательства. От окна до кровати – несколько шагов. Что он сказал ей перед тем, как взять за руку? Или, быть может, это она попросила его о помощи?
Принесли обед. Игрушечный, смешной, в пластиковых коробочках, с квадратиком замерзшего сливочного масла, с картошкой и мясом на горячее, каким-то рыбным салатом, заправленным густым оранжевым майонезом. Еще круглая булочка, которую требовалось разрезать белым пластиковым, с зазубренным краем, ножичком (ну чем не детская игра?), намазать обе половинки маслом, положить на одну нежный, розовый кусочек ветчины, а на другую – клубничный душистый джем. Потом яблоко или апельсин. Да все равно, но яблоко проще, его не надо чистить, как апельсин, после которого пальцы в жирном оранжевом масле и тебе придется отправляться в тесный туалет, чтобы вымыть их…