Светка сразу же переключилась на эту невидаль, присела на корточки, внимательно изучила передние ножки, затем уползла под купель, чтобы исследовать дальние. Когда же она вылезла, в руках у нее оказалось что-то большое и железное, окутанное древней паутиной.
– А чего я нашла! – задорно сообщила она. – Это, наверное, Булатино потелял.
– Ключ! – ахнула Бася. – Нашелся!..
Немецкая пунктуальность все-таки вещь постоянная. Ровно в тот день, когда мне обещал сотрудник посольства, я получил все документы для въезда в Германию. На родину своего деда я отправился один: Светка осталась в Москве под присмотром Баси, а Юлька все еще упрямо шла к своему кладу на далеком острове. Виктория продала подлинник Айвазовского и уехала путешествовать. «Чтобы не показываться тебе на глаза», – сказала она. Ни Игорь, ни Регина больше не появлялись.
Вильгельм Лейшнер был очень любезен: он встретил меня в Зальцбурге, пригласил к себе в дом и всячески выказывал мне знаки внимания. Мы провели в городе целую неделю, занимаясь оформлением бесконечного количества документов. Мой дед оказался очень интересным человеком – в его владении были и виноградники на Рейне со своим винокуренным заводом, и пастбища на заливных лугах, и стада коров молочных и мясных пород, несколько пасек и даже речные заводи, специально приспособленные для разведения королевской форели. У Басиного избранника были и гончарные мастерские, и сервисные автоцентры, и цеха по производству мебели, и даже собственная типография. Как сказал мне Вильгельм Лейшнер, Отто фон Фриденбург не просто был владельцем всего этого богатства: он всю свою жизнь досконально изучал каждое дело.
– Было такое ощущение, что он специально не давал себе ни минуты покоя: любое свободное время – когда он не при деле – раздражало его. Вот вы увидите его сказочное владение в горах: там им столько вложено – руками, мозгами, фантазией, – что диву даешься его энергии.
Мы приземлились на вертолетной площадке, с высоты птичьего полета напоминающей маленькое ровное блюдечко. Господину Лейшнеру надо было через три часа возвращаться назад, но он успокоил меня, что до отлета он успеет в общих чертах ознакомить меня с альпийским владением деда. Когда вдали показался большой дом, стоящий у подножия горы, я ахнул: было такое впечатление, что он вырос из этой горы, что он ее продолжение, а она, гора, и есть часть дома.
– Нравится? – Лейшнер был доволен эффектом, какое произвел на меня дом.
– Такое нельзя построить, такое должно само вырасти… – сказал я.
Дом был со своим характером, в нем чувствовалась многовековая история – портреты его многочисленных владельцев смотрели на меня со стен.