– Герман, что это? – дрожащим голосом спросила сидевшая рядом сестра.
– Это то самое. – Я чувствовал, что подо мной проваливается земля, на какое-то мгновение в моих глазах померк свет.
– Тебе нехорошо, – донесся откуда-то голос сестры. – Ты такой бледный…
Да, мне было нехорошо, мне было очень нехорошо. Виктория метнулась на кухню и принесла мне стакан воды.
– Это твоя Светка, да? – тихо спросила она.
В ответ я только кивнул головой.
– Хорошенькая, я ведь никогда ее не видела. – Голос сестры дрожал. – Господи, какой же ужас, как же так можно!.. Совсем маленький ребенок…
Я перемотал кассету назад и посмотрел все еще раз.
– Какой миллион! – заорал я в экран телевизора, когда голос вновь назвал это невероятное число. – Откуда у меня миллион? Я что, Билл Гейтс? Или арабский шейх? Сволочи!
– Герман, послушай меня! – вдруг тихо проговорила Виктория. – У тебя есть миллион. Может быть, даже больше.
Я уставился на нее. Неужели она сошла с ума от потрясения?
– Виктория, что ты говоришь? Откуда у начальника автопарка такие деньги? Конечно, у меня неплохая, по нынешним меркам, зарплата, но я ведь даже не владелец, я наемный работник!
– Дело не в зарплате, Герман. Я привезла тебе письмо.
– Да что ты городишь, Виктория, какое письмо? При чем здесь письмо! Ты лучше скажи, что мне делать?
– Ну, для начала я бы на твоем месте немного выпила, – проговорила сестра, внимательно посмотрев на меня. – Только действительно немного. А то ты не сможешь меня слушать.
Я молча, как лунатик, пошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки и щедро плеснул в стакан. Виктория пришла следом за мной, отобрала у меня стакан и вылила больше половины в раковину.
– Этого тебе вполне хватит!
Я хлопнул водки, но легче не стало.
– Господи, ну с чего они взяли, что я миллионер? – простонал я.
– Сядь, пожалуйста, – попросила сестра. Исчезла на минуту и вернулась в кухню с большим ярко-желтым конвертом в руках и протянула его мне:
– Читай!
Я взглянул на адрес. Письмо было адресовано не мне, а моей бабушке, Барбаре Шмидт, по-прежнему проживающей в Москве бок о бок с моей сестрой.
– Виктория… – я обернулся к сестре, но она только замотала головой. – Читай. Все вопросы потом.
Письмо было на немецком языке, но меня это не смутило. Бася, моя бабушка, владела им в совершенстве, и с самого моего детства учила меня, читая сказки Гофмана, Гауфа и братцев Гримм на их родном наречии. По понедельникам, средам и пятницам она разговаривала со мной исключительно по-немецки. Став постарше, я с удовольствием занимался тем, что, положив перед собой «Фауста» или, скажем, «Лорелею», сравнивал оригинальный текст с переводами. Одно время пытался даже некоторые куски переводить сам, а уже потом заглядывал в русские варианты. Это увлекало, как игра. Когда текст перевода какого-нибудь известного литератора расходился с авторским, я сперва негодовал и бежал к бабушке поделиться своим возмущением, но она с улыбкой отвечала: