– Теперь мы богатые.
Я пожала плечами, разговоры о деньгах были мне непривычны, я испытывала определенную неловкость за то, что теперь, когда дело сделано, да и какое там дело, так, пустяк, мне причитается вознаграждение. Я еще там, в такси, прижимая к груди сверточек с деньгами, дала себе слово, что откажусь от вознаграждения. Я же ничего, ну абсолютно ничего не сделала! А вот она, моя новая подруга, уже успела сделать для меня очень много. Одно ее присутствие на выпускном – настоящий праздник!
Ева сложила деньги в деревянную шкатулку и убрала в один из ящиков кухонного шкафа.
– Знаешь, мне пора в интернат, – сказала я, давая ей понять, что загостилась, что мне пора возвращаться в свою нору. – У тебя здесь хорошо, но это твоя жизнь, понимаешь? Я бы отдала половину жизни за то, чтобы пожить так, как ты…
Но я не успела договорить. Увидела, как глаза ее потемнели, а рот приоткрылся, ей словно не хватало слов… Наконец она сказала:
– Валя, никогда не говори так. Ты ничего, ну абсолютно ничего не знаешь о моей жизни. Понимаешь? И то внешнее, что ты сейчас видишь, еще ничего не значит. Когда– нибудь, быть может, я и расскажу тебе о себе, но пока еще рано…
– Ты не веришь мне?
– Дело не в этом. Просто всему свое время. И я бы не хотела, ох, как бы не хотела, чтобы ты повторила мой путь, чтобы потом случилось то, что случилось… Ты слышишь меня?
– Мне пора, – твердила я, чувствуя, что мне не хочется покидать ее, не хочется выходить на улицу и шагать туда, где я уже никому не нужна, разве что для того, чтобы забрать какие-то документы да небольшой чемодан с вещами, которые теперь будут разложены в узком шкафу в общежитии…
– А как же обед? – Она схватила меня за руку. – Еще я обещала тебе дать денег… И вообще, куда ты пойдешь? Кто тебя ждет? Подожди, не торопись, твоя общага никуда от тебя не денется…
Казалось, и у нее дрожал голос, так она жалела меня, бедную интернатскую девчонку…
– У тебя своя жизнь, у меня – своя…
Мы стояли и смотрели друг на друга. У меня в глазах вместе со слезами застыл вопрос: что тебе еще надо от меня? Я ведь и так задержалась, я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством и добротой… А она словно хотела мне сказать: не оставляй меня, мне просто необходимо, чтобы кто-то побыл сейчас рядом, мне так плохо… Мы были нужны друг другу. Но разве можно было нам давать волю своим чувствам?
Я закрыла глаза, и передо мной возникло вытянутое, гладко выбритое лицо офицера, того самого, что позвал меня к себе тем дождливым вечером… Кадры немого кино замелькали перед моим внутренним взором, я перестала видеть Еву…