Чайкин был уверен, что все, кто присутствовал сейчас здесь, думали об этом же.
Корнилов, глядя на цветущую Земцову, с тяжелым сердцем вспоминал превратившееся в скелет тело своей жены, женщины, которую он любил больше всех на свете и которая медленно и мучительно покидала этот мир, покидала его. И как бы он ни старался в последнее время раздобыть денег, чтобы купить дорогостоящие лекарства, он лишь немного отодвигал страшный конец. Ему хотелось сказать раскрасневшемуся от вкусной еды и водки Крымову, что жизнь очень коротка, что когда-нибудь он будет сожалеть о том, что предал любимого им человека, что любовь к единственной женщине ничто по сравнению с теми многочисленными увлечениями, которыми была полна его жизнь; ему хотелось так сказать, но имел ли он право? Да и кто он такой в жизни Крымова, чтобы указывать ему на что-то или объяснять и без того простые и понятные вещи? Он смотрел то на Крымова, по-прежнему вальяжного и уверенного в себе мужчину, пытающегося рассказами о своей заграничной жизни придать ей ореол романтизма и таинственности, то на Земцову, озабоченную тем, чтобы гости хорошо ели, и постоянно подкладывающую на тарелки закуску, и думал о том, что, может, именно сегодня они, эта красивая пара, и будут счастливы? Стоит гостям разойтись, и они останутся вдвоем, возможно, Юля и позволит Крымову доказать ей свою любовь и простит его? А Патрик… Сможет ли она объяснить ему, что по-прежнему любит лишь Крымова, и что она очень благодарна ему, этому симпатичному французу, за то, что все то время, что она оставалась без Крымова, у нее было подобие семьи? Но каким же несчастным почувствует себя этот Патрик! И разве можно строить счастье на несчастье других людей? Однако Патрик же построил. Корнилов запутался. Кто был несчастливее из них всех: Патрик, Земцова или Крымов? Пожалуй, лишь сам Корнилов, которому сейчас предстояло возвращаться к себе домой, в пахнущую смертью квартиру… В носу защипало, и он, не выдержав, разрыдался.
Крымов вышел из гостиной, чтобы покурить на лоджии, заглянул на кухню, чтобы взять пепельницу, и тут ему показалось, что в квартире, помимо тех, кто находился в гостиной, есть кто-то еще. Он явственно слышал дыхание. Глубокое, как если бы человек спал. Он развернулся и пошел на звук. Ноги не слушались его, когда он понял, что звуки доносятся из спальни. Интересно, кто бы это мог быть? Может, Шубин спрятался? Не смешно. С Шубиным вообще все вышло не смешно и как-то странно. Он и сам-то не мог себе объяснить, почему Женю Жукову он никогда не воспринимал как жену Шубина. Просто женщина. Очень несчастная, которая так нуждалась в поддержке, в любви. Шубин, в конечном счете, сам виноват в том, что она без оглядки поверила Крымову, как будто не знала наперед, чем могут закончиться их отношения. Но она так искренне радовалась, что в самую тяжелую минуту своей жизни оказалась рядом с мужчиной, который сумел не только успокоить ее, но и придать ей новых сил и помочь разобраться в себе. Теперь-то она знает, как ей жить дальше и что в этой жизни надо уметь полагаться лишь на себя. Бедная девочка. Бедный Шубин, так опрометчиво принявший влюбленность за любовь и связавший себя браком с нелюбимой женщиной. Вот с Земцовой он был бы по-настоящему счастлив, даже если бы знал, что она не любит его.