— Викен… Викен…
Она сфокусировала взгляд на мне, но что она чувствует и думает, понять было невозможно — очки и мутноватый раствор мешали рассмотреть.
— Через сорок часов мы будем возле Святорусской. Тебе надо выйти из регенератора и освоиться к моменту посадки…
Всё тот же немигающий взгляд, я наклонился к куполу, стараясь рассмотреть, уловить хотя бы намек ее эмоций.
— Викен, ну что же ты? — вырвалось у меня.
Глаза закрылись, а я в досаде закусил губу, не время для упреков, даже мягких. С минуту длилось молчание, я лихорадочно искал слова, но что скажешь? Потерпи несколько месяцев и все вылечится, лицо станет таким как прежде? Она сама это прекрасно знает. Утешать, что мол это всё пустяки? Вранье. Не пустяки. Восстановление будет той еще пыткой. А женщине ходить с пластырем на все лицо…
— Я выйду, как только доктор выпустит меня, — вдруг прозвучал чужой женский голос. Синтезатор, будь он неладен… Глаз она так и не открыла.
— Хорошо… Я буду ждать…Возвращайся.
Наградой мне был пристальный взгляд. Ведь ей еще хуже видно, чем мне, пришла запоздалая мысль.
Таисия не стала откладывать «выход» и через три часа я снова спешил в медотсек — забирать. Забирать свою… синто.
Когда я зашел, доктор давала последние наставления.
— Любые, я подчеркиваю, любые странности или ноющая боль — сразу ко мне. Не стесняйся и не думай, что я приму тебя за ипохондрика. Лучше ты придешь без повода, чем мы упустим нарушение процесса.
— Я поняла вас, доктор, — глухой голос, но такой родной. Викен приподнялась в кресле и оглянулась… «Банка» на лице… Намордник, студенистый пузырь грязно-розового цвета с щелью рта, все подклеено и закреплено эластичными повязками. Наверное противное зрелище, но не для меня, я был рад видеть ее глаза и тому что мог читать эмоции. Сейчас она был напугана, моя маленькая синто прятала страх.
— Таисия Никифоровна сказала, что тебя пока нельзя оставлять одну, — начал я.
— Да, — с готовностью подтвердила доктор, — и каждые три-четыре часа на осмотр, не считая до и после сна.
— Расположишься в моей каюте, — продолжил я, — места хватит.
И я помог встать ей с кресла, девчонка все еще была очень слаба, но уже хотела быть самостоятельной.
— Мне не стоит обременять собой моего Cана, — произнесла она, глядя в пол.
«Ну нет, к прежним играм мы не вернемся».
Я нежно погладил ее по голове и туго заплетенной косе, она удивленно вскинула глаза.
— Ты меня совсем не обременишь, — с улыбкой заверил я, — Пойдем.
И я, взяв ее за руку, повел из медотсека.
Это глупо, это полный идиотизм, но я был счастлив оттого, что она послушно идет рядом, словно маленькая девочка.