— Нвеке будет еще лучшим лекарем, чем смогла стать Энинву, — сказал Доро, как бы отвечая на мысли Исаака. — Я не думаю, что ее способности к телепатии могут сильно повредить ее здоровью.
— Позволь Нвеке быть тем, кем она сможет, — сказал Исаак, и в голосе его послышалась усталость. — Если она будет так хороша, как тебе кажется, тогда у тебя будет две очень ценных женщины. И ты будешь распроклятым дураком, если потеряешь хоть одну из них.
Нвеке начала снова кричать, издавая ужасающие хриплые звуки.
— О Боже, — прошептал Исаак.
— Она скоро лишится голоса, если будет так кричать, — заметил Доро. А затем с обычной бесцеремонностью добавил. — У тебя больше не осталось такого печенья?
Исаак знал его достаточно хорошо, чтобы не удивляться. Он встал, чтобы взять тарелку с горкой фруктового печенья, которое Энинву недавно испекла по голландскому рецепту. Очень редко чужая боль могла обеспокоить Доро. И если бы оказалось, что девушка находится на грани смерти, он был бы озабочен только тем, что теряет хорошее семя. Но если она была всего лишь близка к агонии, для него это не имело никакого значения. Исаак сделал усилие, чтобы вновь перевести разговор на Энинву.
— Доро? — Он заговорил так тихо, что это единственное слово почти заглушили крики девушки. Доро повернулся на его голос. Он выдержал взгляд Исаака, не проявив при этом ни достаточного интереса, ни сострадания. Он просто обернулся и посмотрел на него. Исаак видел много раз, как кошки смотрят на людей. Сейчас ему напомнил об этом ответный взгляд Доро. Возможно, действительно так и было. Все чаще и чаще в глазах Доро проскальзывало что-то нечеловеческое. Когда Энинву впадала в ярость, она говорила Доро, что он всего лишь человек, претендующий быть богом. Но на самом деле она все понимала. Ни один человек не мог запугать ее, но Доро, хотя и потерпел с ней неудачу, приучил и ее бояться себя. И он же приучил Исаака бояться за него.
— Что ты потеряешь, — сказал Исаак, — если позволишь Энинву жить?
— Я устал от нее. Вот и все. С меня хватит. Я просто устал от нее. — В его голосе действительно звучала усталость, и обычная человеческая слабость, смешанная с раздражением от тщетности затраченных усилий.
— Тогда отпусти ее. Отошли ее прочь и разреши жить так, как она захочет.
Доро нахмурился. Он выглядел таким встревоженным, каким Исаак еще никогда не видел его. Почти с уверенностью можно было сказать, что это хороший признак.
— Подумай об этом, — продолжил Исаак. — В конце концов, ведь у тебя есть время, чтобы приручить ее, а тем временем ты можешь взять кого-нибудь еще, может быть, не из такого дикого племени. Ведь и она, рано или поздно, тоже почувствует одиночество. Она будет вынуждена переменить отношение к тебе.